— А могли убить всех нас! — крикнул Олаф Ларсен.
— Не станем молчать! — подхватили со всех сторон матросы. — Не можем молчать!
— Криком мертвому не поможете, — попытался остановить их Джим Олстон.
— Поможем! — убежденно бросил Беллерсхайм. — Поможем и мертвому. Конечно, не криком. Мы приведем эту посудину в порт.
— Верно! Хорошо сказал! — шумно поддержали его матросы. — Вызовем на палубу страховых боссов. Они-то разберутся, кто и ради чего топили пароход.
Гнев захватил людей, подавил усталость. Их превратили в разменную монету, в фишки для какой-то гнусной финансовой игры, где на кону стояли не только деньги, но и человеческие жизни.
Джим Олстон смотрел на бушующих матросов. Первое замешательство его прошло. Растерянное выражение лица сменилось уверенным, волевым. Он поднялся на оторванную от грузового отсека доску. Осмотрел невольно притихших под его взглядом людей. Голос старшего помощника зазвучал негромко и четко, как у человека, знающего, что его обязаны слушать, не могут не слушать.
— Я принимаю на себя командование «Гертрудой» и полную ответственность за сохранность парохода.
Последние слова Джима Олстона вызвали восторженный крик матросов.
— Хорошо сказал! Молодец старший! Порадуем компанию!
Джим Олстон выждал, пока возбуждение слушателей несколько спало, и продолжал.
— Я попрошу русских, — он посмотрел в сторону Петра Андреевича, — по-прежнему придерживать «Гертруду» в нужном положении, а несколько позже вызвать более мощное судно для буксировки. Смею заверить вас, — многозначительно закончил Джим Олстон, — будет сделано все, что нужно. «Гертруда» не утонет.
— Выровняем старуху! — Беллерсхайм натянул огромные рукавицы. — Или у меня на плечах не голова, а пустая бочка от пива!
Никто в трюме не заметил, как там появился рыжий Майкл.
Матросы были слишком заняты, чтобы смотреть по сторонам. Они вкладывали в свой тяжелый труд не только все силы и умение, но и бушевавшую в их сердцах злость к тем, по чьей вине им пришлось перешить три страшных дня.
Майкл вышел из шахты. Не спеша осмотрелся. Заметив беседующих в стороне Джима Олстона и Олафа Ларсена, он смело направился к ним.
Первым увидел Майкла боцман. Рыжий поймал на себе его недобрый взгляд и на всякий случай обошел своего недруга.
— Эй, Попугай! — окликнул его Тони Мерч. — Сходи в носовую кладовку…
— Я уже побывал в кладовке, — дерзко перебил его Майкл. — Хватит с меня.
— Майкл! — строго одернул матроса старший помощник. — Вы слышали приказание боцмана?
— Слышал. — Лицо Майкла напряглось, покраснело, на лбу вздулись темные жилы. — Слушайте все! — Оп уловил угрожающее движение боцмана и легко вскочил на поваленный ящик. — У нас на пароходе преступление! Тони Мерча надо повесить. Немедленно!
— Экий ты торопливый! — усмехнулся Олаф Ларсен.
— Майкл! — строгий голос старшего помощника оборвал неуместные шутки.
В другое время матросы охотно потешились бы очередной выходкой Майкла-Дурачины, подзадорили б его. Но… тон Джима Олстона напомнил о смерти капитана, о положении парохода.
Один Майкл не обратил никакого внимания на окрик старшего помощника. Он поднял вверх костистые кулаки и закричал.
— Тони Мерч намотал на винт канат. Я сам видел. Своими глазами.
Матросы замерли. Свалившееся на боцмана обвинение не укладывалось в их сознании. Если б не самоубийство капитана, не его посмертное письмо, в трюме посмеялись бы над рыжим, и только. Но сейчас общее внимание было напряжено. Выкрик Майкла заставил всех невольно обернуться в сторону боцмана.
Тони Мерч, тяжело ступая, направился к Майклу. Рыжий соскочил с ящика и с неожиданной ловкостью юркнул за спины таманцев. Морозов шагнул в сторону, загородил собой Майкла. Но и это не остановило взбешенного боцмана. Он плечом оттолкнул Морозова, бросился на Майкла, но ударить не успел. Опомнившиеся матросы схватили его, повисли на плечах. Тони Мерч рвался, напрягая все силы, грозил раздавить каблуком пьяницу и болвана Майкла.
— Придержите его, — приказал старший помощник и обернулся к рыжему. — Что вы хотели сказать, Майкл Юджвин?
— Трое суток назад Тони Мерч вызвал меня с ужина и велел помочь ему перетащить бухту перлиня, — начал Майкл, искоса посматривая на повисшего на сильных руках матросов боцмана. — Вдвоем мы подтянули канат к самому борту. «Можешь идти ужинать, — сказал Тони. — Больше ты мне не нужен». Вернулся я в салон и вспомнил, что забыл на ахтерлюке рукавицы. Совсем новые рукавицы! Выхожу я на корму и вижу… Тони опустил конец перлиня по ходу судна и болтает им в воде. «Какое мне дело до того, что делает боцман? — сказал я себе. — Раз болтает концом в воде — значит, нужно болтать». Взял я рукавицы. Вернулся в салон. Поужинал. Лег спать. Потом нас разбудили. «Гертруда» потеряла ход. Поднялась суматоха. А мне-то что? Потеряла ход и потеряла. На то воля божья! Пускай капитан думает, что делать дальше. Потом шторм набросился на нас. Три дня не было времени не только для размышлений… поспать не удавалось. Все помнят! А когда пришли русские и сказали, что «Гертруду» можно спасти, стал и я думать: «Что делал боцман на корме? Зачем он болтал концом перлиня в воде? Куда делась огромная бухта каната? В такую качку ее и втроем не стащить в кладовку!» Пошел я к капитану. Старик угостил меня ромом и велел отдохнуть. А боцман, собака, запер меня в дальнюю кладовку. Русский парень выручил меня из-под замка. А то потонул бы я, как крыса в ловушке. Только крыса всегда выберется вовремя. Найдет щель…