— Я вас понял, Майкл, — остановил разговорившегося матроса Джим Олстон. — Вы обвиняете боцмана в том, что он умышленно намотал на винт бухту перлиня и тем самым лишил «Гертруду» хода?
— Обвиняю! — выпрямился Майкл. — Его надо повесить.
— Кого вы слушаете? — Тони Мерч рванулся в руках матросов. — Майкла-Дурачину, Майкла-Попугая! Кому верите?
— Я не верю болтовне Майкла. — Беллерсхайм покачал головой. — Не верю, чтобы боцман…
— Я сам видел! — перебил его рыжий. — Своими глазами…
И замолк под бешеным взглядом Беллерсхайма.
— Не верю я тебе, Майкл. — Беллерсхайм тяжело перевел дыхание и обернулся к боцману. — Но, скажи, Тони, зачем ты говорил нам, что русские пришли сюда за большие деньги и хотят, чтобы мы таскали для них каштаны из огня? За тобой и я убеждал наших парней послать русских с их заботами о спасении «Гертруды» ко всем дьяволам и не спускаться в трюм. Зачем ты это делал, Тони?
Все ждали ответа Тони Мерча, не спускали с него строгих глаз.
— Так велел он, — выдавил из себя боцман и показал головой в сторону ходовой рубки.
— Валишь на мертвого? — Олаф Ларсен окинул его брезгливым взглядом. — А он в письме и не помянул о тебе. Всю вину принял на себя. Всю!
— Да, боцман! — в ровном голосе Беллерсхайма звучала ярость. — Не видать тебе хозяйской милости. Уж мы постараемся!
— Почем на бирже серебреники? — крикнул кто-то из матросов. — Иуда!
— Мы проверим утверждения Майкла, поспешил остановить надвигающийся новый взрыв негодования Джим Олстон. — А пока я отстраняю вас, Тони Мерч, от обязанностей боцмана…
— Меня? — Тони Мерч не сразу понял услышанное. — Я двенадцать лет!..
— Беллерсхайм! — продолжал Джим Олстон, не обращая внимания на выкрик Тони. — Исполняйте обязанности боцмана. А вы, Тони Мерч, займитесь перегрузкой.
Джим Олстон отвернулся от разжалованного боцмана к Петру Андреевичу.
— Вас я попрошу пройти со мной. Ларсен! Вы тоже…
— И я! — подскочил Майкл, все еще косясь в сторону Тони Мерча.
— И вы пойдете со мной, — согласился Джим Олстон, рассудив, что не следует оставлять вместе разоблачителя и обвиняемого.
Перед тем как уйти из трюма, он задержал взгляд на бывшем боцмане и сказал Беллерсхайму:
— Я запрещаю Тони Мерчу выходить из трюма. Проследите за выполнением моего приказания.
— Это что?.. — прохрипел Тони Мерч. — Арест?
— Возможно, — спокойно ответил Джим Олстон. — Надо будет — приму более жесткие меры.
— Наручники наденете? — Тони Мерч весь устремился вперед. Казалось, он сейчас бросится на нового капитана. — Запрете в канатный ящик?
— Беллерсхайм! — Джим Олстон повернулся спиной к дрожащему Тони Мерчу. — Покажите ему рабочее место.
— Есть, сэр! — грозно бросил Беллерсхайм и значительно добавил. — Тони Мерч отсюда не выйдет.
— Не выйду? — переспросил Тони Мерч. — Я… не выйду?
Он осмотрелся. Ни одного сочувственного взгляда не увидел он, ни одной руки, готовой поддержать его. Попытка боцмана свалить пущенную им сплетню о русских рыбаках на погибшего капитана восстановила против него матросов. Они держались так, словно преступление Тонн Мерча было уже доказано и товарищи взяли на себя обязанности служителей правосудия. А правосудие на аварийном судне, да еще и в бушующем море, жестоко. Тони Мерч прекрасно знал это. Ведь сам он не раз бывал если и не судьей, то строгим и неумолимым исполнителем морских законов.
Морозов первым выбрался из лазового люка и глубоко, полной грудью дышал свежим морским воздухом.