— Вижу, что покалечился… Я не про то.
Что с мотором-то?
— А ты что — механик? — спросил радист. — Иди подсоби — спасибо скажем!
— Механик или не механик, роли не играет! А как пассажир я в полном праве спросить…
— Ха! Пас-са-жир!..
Боишься, не доплывешь? — насмешливо спросил Федька.
— Помолчи, Федор! — строго сказал радист.
— Не беспокойся, полный порядок будет! — проговорил механик. — Захочешь — до самой Москвы довезем!
— Нашли время шутки шутить! — зло сказал Павел. — У меня жена, ребенок… У самого Опасного у них, видишь, мотор забарахлил, а они шутки шутят! Каждая минута дорога…
— Тебе одному она дорога? — тихо спросил механик, в упор глядя на Павла.
— Помолчи ты, Христа ради! — страдальчески проговорила Катерина, обращаясь к мужу. — Что они — дела своего не знают?
— Ты помолчи! Спрашивают тебя? — огрызнулся тот.
Молодая женщина поднялась, поправила растрепавшиеся волосы, застегнула на груди вязаную кофточку.
— Давайте перевяжу, я умею, — сказала она. — Нужно промыть рану. Крови-то сколько!..
Снетков сидел на рундуке, смотрел на людей, сгрудившихся возле стола. Они с трудом удерживались на ногах — казалось, они танцуют какой-то нелепый танец, топчась на одном месте. Мелькание алебастрово-белого бинта. Светлые женские волосы в летучих золотых бликах. На койке захныкал ребенок. И тотчас голос Катерины: «Сейчас, миленький, сейчас!.. Паша, возьми Толика, покачай». — «Ну да, буду я еще!»
И все это казалось Снеткову каким-то странным, почти нереальным. Потому, должно быть, странным, что происходило все это на суденышке, безвольно, бессильно мотающемся на волнах ночного штормующего океана.
…Мыс Опасный, мыс Опасный!.. Ничего не скажешь — сильно звучит это географическое название громадной голой скалы, каменным выступом врезавшейся в океан. Особенно сильно звучит оно теперь, ночью, на катере с заглохшим двигателем! Место и вправду рисковое — гряда камней тянулась от берега далеко в океан; она часто меняла свои очертания — достаточно для этого небольшого подземного толчка…
Мыс Опасный!..
— Ну вот, прямо как в амбулатории! — сказал повеселевший механик. — Спасибо, гражданочка!
Левой, здоровой рукой он отер лоб. Помахал кистью правой, превратившейся в толстую снежно-белую культяпку, из которой выглядывали кончики пальцев с посиневшими ногтями.
— Пошли, друзья, пошли живенько! — проговорил он.
— Ты что — сдурел? — спросил радист.
— Ладно, ладно, пошли!
— Я тебя спрашиваю: сдурел ты или нет? С такой-то рукой!
— Левая-то цела!..
— И я с вами! — сказал геодезист, торопливо надевая штормовку. — В моторах я разбираюсь.
— Вот и хорошо! — охотно согласился механик. — Вот и помощь пришла!.. А ты, Коля, останься, — негромко сказал он радисту, — аппаратуру свою проверишь…
— Чего это ее проверять?
— Останься, Коля, я говорю! — и совсем тихо добавил: — Пассажиры тут…
Секунду, не больше, смотрели они друг другу в глаза. Радист молча пожал плечами.
— Ну, пошли! — еще раз сказал механик. — Только, друг, на палубе держись — знаешь, как бьет, как поливает?
— Не бойся! — весело отозвался геодезист.
И они ушли. Радист постоял минутку, словно прислушиваясь к чему-то, — большой, спокойный, — и скрылся в радиорубке.
Катерина, как только кончила бинтовать механику руку, вернулась к койке. И ребенок вскоре затих, она перепеленала, убаюкала его.
— Дела-делишки! — громко сказал Павел. Он сидел, вцепившись руками в край койки, жевал мундштук потухшей папиросы. Видно, он искал сочувствия у Снеткова, но тот молчал.
Не раз за свою скитальческую жизнь, — не говоря уж о фронтовых годах, — он побывал в разных, порою сложных переделках. Особой храбростью не отличался, но и трусом себя не считал. Испытывая временами естественный для каждого человека страх, он умел не показывать его. По опыту знал: самое тягостное в подобного рода случаях — пассивное ожидание угрожающей опасности. И еще худо, когда не знаешь, как велика она.
Со времени остановки судового двигателя прошло полчаса, а может, и больше. Не так уж мало, чтобы опасность разбиться о прибрежные камни стала близкой!.. Но как близка эта опасность, что случилось с двигателем, скоро ли починят его, да и сумеют ли починить — всего этого Снетков не-знал. Приставать же к людям с расспросами казалось ему неуместным.
Он представлял себе, с каким напряжением работает сейчас весь маленький экипаж катера, и завидовал этим людям: они заняты делом, они борются! Молодой капитан стоит у штурвала, всматривается в ревущую мглу, вслушиваясь в то же время всем существом своим: не оживет ли его суденышко, не забьется ли вновь его сердце? Внизу, в тесном машинном отделении, механик с забинтованной рукой, Федька-матрос и этот славный парень геодезист, сбивая в кровь руки, перепачканные маслом, соляркой, «колдуют» над заглохшим двигателем — дорога каждая минута!.. Радист, закрывшись в тесной конурке, наверное, уже в десятый раз опробовал свое хозяйство, готовый по команде капитана в любую минуту послать сигнал бедствия — бросить в огромный темный простор одинокий крик о помощи…