— А, черт! — невольно вскрикнул Молчанов, отсасывая кровь из укуса. — Ну что тут особенного? — зло спросил он, увидев усмешку на губах Гали.
— Вы ее палкой сначала, Юрий Михайлович! — сказала Галя.
Дальше опять шли пустые капканы, хотя некоторые были спущены. «Ушли, — досадовал Молчанов, не понимая причин. — Вроде ставил как положено, а вот поди ж ты!..» В предпоследнем опять была ондатра. Наученный горьким опытом, Молчанов выхватил ее из воды и на весу хлопнул палкой. И вовремя: небольшое усилие — и зверек ушел бы из капкана, оставив в нем переднюю лапку.
Дома их никто не встретил. Зато, приставая к берегу, Молчанов увидел, как из-за мыска вынырнула легкая берестяная оморочка. И нос и корма у лодчонки были остры и загнуты, словно медвежий коготь. В оморочке сидел Ермолов. Молчанов, чувствуя его недоброжелательное отношение, старался меньше с ним встречаться и сейчас, сделав вид, будто его не видит, стал выбрасывать из лодки на траву пойманную рыбу.
— Здравствуй, Галя! — громко приветствовал девушку Ермолов. — Ну, как улов? На уху будет?
Он вытаскивал оморочку на берег, когда из дома вышел с полотенцем на шее Буслаев.
— Александр Николаевич! — окликнул его Ермолов, подымая из оморочки две тяжелые связки тушек ондатр. — Как, по-вашему, пушнина это или не пушнина?
— Ого! Юрий Михайлович, посмотри-ка, сколько поймал Роман. Штук пятнадцать, наверное.
— Восемнадцать! — объявил довольный Роман. — После обеда поеду проверять другую партию капканов.
— Для начала сезона хорошо, — сказал Буслаев. — А у вас, Юрий, сколько? Две? Что же это вы так?. Наверное, капканы поставили не так, как следует.
Молчанов пожал плечами:
— Я же не охотник, Александр Николаевич!
…Если посмотреть с сопки на плавни, то совсем неподалеку, километрах в двадцати пяти, видна небольшая рыженькая сопочка. Возле нее в Ольджикан, соединяющий озеро с Амгунью, впадает заболоченная речушка Кукульня. Это место охотники называют Половинкой — половина пути от истока до устья Ольджикана.
— Утром рано выйдешь, вечером, если мотор хороший, будешь на Половинке, — говорил Дабагир. — А сколько километров? Никто не мерял. Может сто, может сто пятьдесят…
Надоедливо трещит мотор. Уже который час идет бат. Кажется, что река задалась целью испытать терпение людей и крутит только вправо и влево, нисколько не подвигая их вперед. Все мужчины едут на моторке, а Галя устроилась на буксируемой лодке.
Несмотря на солнечный день, явственно чувствуется дыхание осени. Выбелились под дождями и ветрами высокие вейники, побурела осока, ржаво-красным налетом покрылись заросли вереска. Только сочная вахта до самых морозов будет оставаться темно-зеленой. Дыхание осени не только на травах и лесах: далекие острозубые гребни хребта Ям-Алинь уже покрыты белыми снегами. Беспокойно носятся утки. Они еще не покидают озер, которых много по сторонам от реки, но уже готовы к отлету и ждут только сигнала. Тогда сразу в один день опустеют плавни. Гале это знакомо, она не раз наблюдала отлет птиц, но никогда ей не было столь грустно, как сейчас. Где-то ее застанет нынешняя зима? Еще месяц работы в экспедиции, а там получит назначение, и прощай, Чукчагир!
С моторки раздались два выстрела. Утки. Кто стрелял, Галя не видела. Моторка пристала — значит, убили. Мужчины высадились на берег. Странно прогибалась земля под тяжестью человека, как резиновая.
— Роман, подай-ка мне шест, — попросил Буслаев.
С шестом в руке он осторожно побрел по зыбкой плавине и принес утку.
— Чуть бы дальше от берега упала, совсем не добраться. — Он с силой ткнул шестом вглубь. — О! Да тут покрытие совсем небольшое — сантиметров двадцать торфа, а там вода.
Он вогнал весь шест и только тогда достал дно: три с половиной метра! Озеро прикрыто тонким торфяным одеялом. Не мудрено, если карась уходит сюда на зимовку.
Снова назойливо гудел мотор. По сторонам маячили небольшие лиственнично-березовые релки. На крупных деревьях виднелись черные шапки гнезд. Заросли вахты все чаще зажимали речную гладь и, наконец, плотно перехватили горловину зеленым заслоном.
Моторка с ходу влетела на плавни. Мужчины выскочили из лодки. Ухватившись за борт, проталкивали ее вперед через этот зеленый барьер. За моторкой осталась заполненная черной торфяной жижей канава. Таков Ольджикан! К полудню впереди показался небольшой жидкий березнячок. Этот кусочек сухой земли, к которому можно пристать, — остров Березовый. Ольджикан долго описывал перед ним зигзаги, и Гале казалось, что остров, как и многие другие, так и останется в стороне. Но лодки уткнулись в твердый берег..