Роман молчал.
— Как там ни говори, — продолжал Буслаев, — а приходит время, когда человек оглядывается на всю свою жизнь. И должен он что-то доброе иметь за плечами, чтобы мог сказать: вот, мол, и я не напрасно на свете прожил…
Районный центр встретил путников без внимания. Здесь привыкли к различным экспедициям. Большой поселок был просто немыслим без них, как вокзал без пассажиров.
Дом приезжих был полон, пришлось искать ночлег в частных домах. После долгой беготни по поселку нашли приют в старой просторной избе.
Дни пребывания в районе каждый использовал по-своему. Скробов и Буслаев не вылезали из райисполкома и других организаций, Молчанов приводил в порядок записи, схемы. Авдеев отлеживался на лавке или беседовал с хозяином избы.
Ермолов бесцельно бродил по поселку. У него были деньги, нашлись бы и знакомые, которые могли составить компанию выпить. На этот раз он об этом не думал. Полдня он слонялся по магазинам, потом вышел на берег и долго стоял, словно ожидая чьего-то приезда. Не было цели, не к чему было стремиться.
Поселковая молодежь вечером спешила в кино, на танцы. Роман смотрел, сравнивал себя с другими, и становилось обидно, больно. Лучшая сторона молодости до сих пор оставалась для него где-то в тени. В чем состояло это лучшее, он не знал, но оно существовало, в этом он не сомневался.
Вечером он пришел на танцплощадку, чтобы со стороны понаблюдать за молодежью. Случайно оглянувшись, он увидел невдалеке Галю. Она стояла в полумраке. Глаза ее поблескивали, жадно следуя за вальсирующими парами. Когда, откуда она появилась, Роман даже не заметил. Время уже к десяти, на улице темень. «Может, она с Молчановым?» Нет, рядом с ней никого не было. Одна! При этой мысли давившая его тяжесть словно бы уменьшилась. Роман облегченно вздохнул. Как это ему раньше не пришло в голову, что можно, отдаваясь любви, укрыться от людских глаз, но нельзя скрыть света, озаряющего при этом лицо, глаза, душу человека.
Ничего такого с Галей не происходило, иначе он давно бы заметил. Ему же не двадцать лет!
Конечно же, ей очень хотелось покружиться, потанцевать. Но она не решалась подойти к танцплощадке в рабочей куртке, берете, кирзовых сапогах и следила издали. Роману стало жаль девушку. Чтобы там между ними ни произошло, он любил ее и не мог так просто выбросить из головы.
Внезапно ему пришла в голову дельная мысль. Обычно, добиваясь любви, обещают златые горы и звезды с небес, а вот он сделает по-другому. И Роман начал присматриваться к тому, как одеты наиболее нарядные девушки.
Галя пошла домой одна. Роман подался следом. У калитки нагнал. Будто мимоходом спросил, танцевала ли? Услышав ответ «нет», согласно кивнул: «Я тоже до них не охотник!»
Ночь была тихая, звездная. По освещенным окнам метались тени, в избе еще не спали.
— Погоди, — придержал Роман Галю. — Рано еще. Постоим.
Роман взял ее за руку. Ладошка твердая, сухая, с бугорками мозолей. Чтобы не молчать, он сказал:
— Здорово там некоторые выкаблучивают.
— Почему? Просто танцуют. Это красиво, приятно.
— А ты чего ж?
— В чем? В этом-то? — Галя показала на ноги. — Я все оставила в Хабаровске.
— А хочется?
— Еще бы! — Галя мельком глянула в лицо Романа и спросила: — Ты разве не идешь с нами дальше?
— Пока не знаю. — И неожиданно: — Ты же не хочешь, чтобы я был в экспедиции!
— Почему? Мне никто не мешает.
— Ой ли? — недоверчиво покачал головой Роман. — Будто я не вижу. Мешаю тебе, Молчанову.
— Думай, как хочешь, — пожала плечами Галя и осторожно высвободила пальцы из его широкой руки. — Я пойду, Роман.
Утром Роман подсчитал свои наличные.
Что ж, он не обеднеет, если сделает подарок. Больше месяца ходит в экспедиции, за это время он кое-что заработал, хотя шел не из-за денег. Да и что их жалеть, деньги? Разве год назад он не прокучивал вдвое-втрое больше, когда появлялся в районе? А ей будет удовольствие. Может, когда и вспомнит его.
Ему хотелось купить для Гали нарядное платье, хорошо бы какое-нибудь яркое красное с цветами, чтобы была, как рябинка осенью» Оно бы здорово пришлось к смуглому лицу девушки.
Через час Роман выходил из магазина со свертками в руках.
Буслаева и Скробова дома не было.
— Вот, Галя, — Роман протянул покупку. — От чистого сердца.
— Что это, Роман?
— Сама разберешь, что к чему. Танцуй!
И, сложив покупки на скамейку, он вышел.
Роман стоял, облокотившись на забор, и посвистывал. На душе было легко, радостно. Сзади послышались торопливые шаги.