Выбрать главу

— Роман, зачем ты все это накупил?

— Не нравится? — не оборачиваясь спросил он. — Некрасивое?

— Нет, почему же… Нравится. Но ты же знаешь, что у меня нет с собой таких денег.

— Ну, а нравится, так носи на здоровье. Я же с тебя денег не спрашиваю.

— Но как же так?

— Галя! — Роман обернулся к девушке. — Помнишь, я с тобой как-то пробовал говорить серьезно. Ты не захотела. Я не в обиде. Нет, так нет! Еще день-два, и ты в одну сторону, я — в другую, и разошлись. Я от тебя ничего не требую, только знай — любил тебя и люблю. Вот…

Собственная речь взволновала его, голос дрогнул.

— Я ничего такого тебе не сделала, чтобы ты дарил.

— Не сделала!.. А того, что я на всей своей прошлой жизни крест поставил, может, всю свою натуру переломил из-за тебя. Как по-твоему, это что-нибудь значит или нет? Словом, надевай, носи на добрую память, — и, увидев протестующий жест Гали, добавил: — Не возьмешь — обидишь на всю жизнь. Так и знай!

Он махнул рукой и пошел.

Ни в этот вечер, ни в следующий Галя не вышла на танцплощадку. Видно, стеснялась показаться в новом наряде.

Напрасно Роман дежурил у площадки, она не появилась даже близко.

Возвращаясь поздно вечером, Роман еще издали услышал громкий разговор в избе.

«О чем это они?» — подумал он, всматриваясь в освещенные окна.

Видно было, что спорщики устали. Роман прошел к плите, поболтал чайник, налил в кружку остывшего чая. Он проголодался, а готовить ужин не хотелось. Говорят, хлеб да вода — богатырская еда.

— Ну, как решили, Александр Николаевич, — обратился Роман к Буслаеву, — будет промхоз?

— Будет, Роман. Придется и тебе поработать!

— Что ж, я не против. Платили бы только охотнику как положено, почему же не работать. Провожу вас, да и пойду наниматься. И так подзадержался.

— А я думал, ты с нами до Тугура пойдешь, — сказал Буслаев. — Все равно на промысел ондатры ты уже опоздал. Лучшие угодья наверняка облавливаются. А к зимней охоте подготовиться успеешь. На Немилене рыбки себе подзапасешь. Юрию Михайловичу придется небольшое количество лосося отлавливать, куда его девать. А тебе сгодится.

— Я не прочь, — отозвался Роман. — Привык к вашей экспедиции.

— Вот и добро.

Глава двенадцатая

В поздней осени Приамурья нет такой цыганской яркости красок, как в Приморье. Здесь она спокойна, как здоровый, исправно потрудившийся человек, вдоволь запасший на зиму всякого добра. Щедро, без бахвальства распахивает она свои кладовые: бери, не стесняйся! Пойдешь на марь, там на моховых подушках, тронутых багрянцем, полно рубиново-красной клюквы. Она лежит на мхах, как бусы, просыпанные чьей-то неловкой рукой; терпеливо ждет сборщика, а не придет он, перезимует под снеговым одеялом и, если весной не найдется на нее охотника, осеменит землю, чтобы пробудиться к новой жизни.

А по соседству с багульником и ерниками — зарослями низкорослой березы Миддендорфа — еще осыпается голубика. Вместе с перезрелыми ягодами падают усыхающие побуревшие листочки. Поутру, прихваченные морозцем, ягоды удивительно вкусны. Правда, собрать даже горстку уже нелегко, потому что она вся на земле и настолько нежна, что половину передавишь, окрасив пальцы красным соком. Пожалуй, ни одна ягода не может поспорить в изобилии с брусникой. Ее вишнево-темные гроздья устилают сухие склоны сопок. Порой ее бывает так много, что буквально некуда ступить ногой.

Нет лучшего времени, чем осень. Бархатисто-нежные, словно объятые бездымным пламенем, стоят светлохвойные лиственничные леса. Миллионы опадающих хвоинок золотистым дождем устилают землю, покрывают спокойные заводи рек, береговую кайму озер. Над всем этим — ясная голубизна неба. Осенняя тайга не гнетет человека.

Буслаев, пошевеливая в костре дрова, смотрел на огонь. Сгущались сумерки, ранние в пойменном лесу. Свет костра озарял ближние деревья, а все остальное погружалось в черную тьму, и от этого казалось, что жизнь, замирая, сгрудилась на этом береговом пятачке. Неумолчно лопочет, ласкаясь о камни и корни подмываемых деревьев, река. В этих непрекращающихся звуках, нежных, но каких-то нестройных, лишенных видимого ритма, как бы выражена вся сущность природы: ее бездумье и величие.

Экспедиция работала на ближайшей нерестовой протоке. Производили подсчет бугров на отдельных площадях, наблюдали за рыбой. В прозрачной воде метались крупные темно-пятнистые лососи. Черные, как смоль, вороны, коршуны, орланы следили с высоких деревьев за людьми. Они перекликались, перелетали с дерева на дерево, но не покидали протоки, зная, что скоро им будет чем поживиться. Обычная картина нерестилища.