Выбрать главу

Ученые поместили целые гнезда конволют в аквариумы с соленой водой. И вот эти черви по два раза в сутки то появлялись на поверхности, то зарывались в песок, совершенно так же, как они это проделывали на пляже. Вдали от моря и солнца, среди белых стен лаборатории, конволюта роскоффенсис вспоминала, если можно так выразиться, ритм приливов и отливов.

Интересно, что именно в недрах океана особенно разительно сказывается зависимость животного мира от космоса. Поведение наземных живых существ, отдельных особей или целых групп — перемещаются ли они по земле или носятся в воздушных пространствах — производит впечатление большей независимости.

В действительности же все они, в том числе и человек, зависят (более или менее непосредственно) от движения небесных светил, которое управляет жизнью растительного мира и порождает различие климатов. Но если поверхность суши представляется нам пространством довольно устойчивым, во всяком случае не претерпевающим ежеминутных изменений под действием силы всемирного тяготения, то каждая частица жидкой массы, покрывающей около трех четвертей земного шара, непрерывно откликается на призывы звездного мира.

Приливы и отливы вздымают вверх и бросают вниз эту водную массу, меняя свою амплитуду в зависимости от накладывающихся друг на друга циклов, которые возникают в результате перемещения небесных тел, отдаленных от нас на сотни тысяч или на миллионы километров (расстояние до Солнца — 150 миллионов километров; его влияние на размах приливов и отливов приблизительно вполовину меньше, чем Луны). Те же факторы плюс разность температур тепловых поясов порождают господствующие ветры и поддерживают их силу. Эти ветры способствуют образованию больших, так называемых планетарных течений, на которые непрерывно воздействует и вращение земного шара вокруг своей оси: оно отклоняет, ускоряет или замедляет их.

От экватора к полюсам постоянно циркулируют в морях теплые и холодные потоки, движимые мощной пульсацией, периоды которой варьируются в соответствии со сложными циклами, определяемыми в свою очередь относительным положением в мировом пространстве Земли, Луны и Солнца. Эти потоки поднимаются из глубин океанов на поверхность и вновь опускаются, сменяют или перекрывают друг друга, создают на поверхности и в глубинах зоны — попеременно теплые и холодные, более соленые и менее соленые. И вот в недрах этого непрерывно движущегося океана перемещаются и все населяющие его существа. Полагаю, что небесполезно было напомнить об этом в первую очередь.

Стоит декабрь. На Ла-Манше бушуют зимние шквалы. В ледяных водах канала несутся сельди, охваченные каким-то порывом. Каждое серебристое гидродинамическое тельце, толкаемое чудесным хвостовым плавником, легко скользит в воде, и сельди, тесно прижавшись друг к другу, мчатся в одном направлении подобно тысячам стрел, сорвавшихся с одной и той же туго натянутой тетивы. И вдруг все, как одна, без всякого колебания, не сбавляя скорости, сворачивают в сторону. Никакая эскадра не могла бы повторить такого маневра. Направление движения мгновенно меняется.

В течение недель и месяцев отдельные стаи сельдей носились по широким морским просторам в поисках пищи: крошечных ракообразных, шпрот или другой мелкой рыбешки, которую они заглатывали на полном ходу. У берегов Скандинавии многие тысячи сельдей, одержимых ненасытным охотничьим неистовством, бросались в раскрытые пасти тралов. Но это не наносило заметного урона их неисчерпаемой массе. В северных морях иногда попадались косяки длиной более 150 километров, насчитывающие до 100 миллиардов сельдей.

Но теперь сельдям было не до охоты. Разрозненные стаи сбились в одну огромную массу. Все они во власти иного исступления — и самки, несущие в себе по нескольку десятков тысяч икринок, и самцы, отягощенные семенем. Великий зов рода звучит с непреодолимой силой.

Рыбы в подавляющем большинстве размножаются путем наружного оплодотворения. И отложенные самцами сперматозоиды гибнут через несколько секунд при соприкосновении с водой. Поэтому икринки должны быть оплодотворены в течение этого короткого времени.

Некоторые пресноводные рыбы и обитающие в морских прибрежных водах заботятся о дальнейшей судьбе оплодотворенных икринок, помещая их подобно птицам в своего рода гнезда. Самец колюшки сооружает гнездо в форме муфты, скрепляя разные травы клейким веществом, выделяемым его почками, и понуждает находящихся поблизости самок заплыть туда. Как только одна из них сделает это и отложит икру, самец выполняет свою миссию воспроизводителя и остается в «муфте». Плавая там, он создает движение воды, нужное для того, чтобы к икринкам поступало необходимое количество кислорода.

Бойцовая рыба, обитающая в реках Индокитая, захватив на поверхности воды порцию воздуха, выпускает его под водой в виде пузырьков в оболочке из слизи. Она повторяет эту операцию до тех пор, пока не построит нечто вроде прозрачного плота, который станет гнездом ее детей. Губан выстилает водорослями впадину в каменистом дне. Некоторые виды карликового сомика оберегают оплодотворенную икру, держа се во рту, но иногда прожорливость этих рыб берет верх и икра оказывается проглоченной. У морских коньков самец носит икру в своей брюшной сумке вроде той, какой природа наделила кенгуру. Отметим кстати, что у этих рыбок брачный период начинается с очень грациозных и сложных «любовных игр».

Что же касается сельдей, то местом икрометания у них служат… большие пространства холодного моря, куда стекаются огромные стаи рыбы, охваченной настоящей истерией. Они тесно сжимают друг другу бока. Самки и сразу же вслед за ними самцы выбрасывают из себя драгоценный груз. И родители тут же забывают об оплодотворенных икринках, покидают их навсегда. Миллиарды зародышей гибнут, становятся добычей других рыб, а из числа тех, что превратятся в мальков, новые миллиарды будут истреблены, не достигнув зрелого возраста. Но что за беда! Природа здесь словно одержима безумием расточительства: неисчислимое количество все новых и новых жизней берет верх над всеми потерями и всеми случайностями. Моря продолжают кишеть сельдями да и разными другими рыбами, которые размножаются подобным же образом.

В течение столетий селедка (скоро вы увидите, что именно эту рыбу я взял в качестве примера не случайно) была основой питания для населения большей части Европы. В средние века городские торговки продавали ее вразнос на улицах. Ловля сельдей, их транспортировка, торговля ими входили в число наиболее важных занятий. Продовольственные обозы армий были загружены почти исключительно сушеной селедкой. В дальнейшем, правда, сушеная треска, а затем и свежая рыба сильно подорвали могущество ее величества селедки, но еще и теперь население одной только Европы ежегодно съедает миллион тонн сельдей. Один миллиард килограммов!

Каждый год кампания ловли сельдей (не пугайтесь того, что сейчас начнется долгий разговор о ловле: тут мы как раз подходим к одному из наиболее изумительных открытий, касающихся миграций рыб), начатая в мае, июне и июле по соседству с берегами Норвегии, Шетландских и Оркнейских островов, постепенно меняет место действия, передвигаясь к югу. В августе ловят сельдей на широте Шотландии, в сентябре — на широте Англии и Дании, в октябре — на банках Фландрии. В городах Дьеппе и Фекане[42] рыбаки выходят на лов сельдей в ноябре и декабре. В январе приходит очередь бретонских рыбаков. И на этом ловля кончается: сельдей как не бывало. На следующий год их снова обнаруживают на севере. Долгое время этому явлению давали следующее объяснение.

Сельди любят прохладную воду с температурой не выше 14 и не ниже 6 градусов. Летом они держатся в северных морях, находя там обильную пищу. С приближением осени они движутся к югу, чтобы все время оставаться в воде более или менее одинаковой температуры. Зимой сельди опускаются в нижние, менее охлажденные слои моря и, передвигаясь на большой глубине, мало-помалу возвращаются на север, чтобы к началу лета снова оказаться в северных морях. Схема миграции была вполне ясной.