— Ну как? Сказки тебе рассказывал? — с ехидцей спрашивает Василий.
Я не отвечаю, оправдываться не стоит: таких щук я отродясь не видывал. Да оно и мало походит на обычную щуку, это допотопное существо. В его облике есть что-то очень древнее, напоминающее ископаемых. Шириной в две ладони лобастая голова поросла шершавым лишаем, зубы напоминают собачьи клыки. В желтых тусклых глазах застыла дикая, неукротимая злоба.
В тени сосен хлебаем уху и с жадностью едим пахучие куски пойманной мной утром щуки. Потом пьем густой плиточный чай. Я прикидываю в уме рыбные запасы Кривого сора. За два часа мы с Василием выволокли семнадцать щук средним весом килограммов по шесть, а восемнадцатую — не менее тридцати. Всего, стало быть, сто тридцать пять килограммов. Комментарии, как говорится, излишни…
— Уварович, скажи, облавливался когда-нибудь Кривой сор?
Он морщит лоб, с минуту думает.
— В Цингалах живу с сорок седьмого года. На моей памяти никто, кроме меня, здесь не промышлял.
— Почему же такой богатейший водоем остается нетронутым?
— Чудак ты! Ведь сюда нужно продукты забрасывать, а людям избушки нужны. Для рыбы опять же ледники необходимо строить. А чем и как рыбу отсель-то вывозить? Дорог нету. Куда проще, парень, прииртышские озерины неводами процеживать. Частика с ершом да карасишком добывать. Волокиты меньше. А здесь организовать лов — дело сложное. Неводом в летнее время рыбу не возьмешь. Сам видишь: вода, как слеза, дюже прозрачна. Основная ловушка на таких песчаных сорах — спиннинг и жерлица, а для них нужна сноровка.
Возвратившись на кордон, мы застали там маленькую, сморщенную старуху хантейку.
Бабка неподвижно сидела на нижней ступеньке крыльца, уставившись щелками глаз в чащу леса, и даже головы не повернула в нашу сторону.
— Кто такая?
Уварович, сбросив ношу, обтер с лица обильный пот.
— Мать здешнего сторожа. Наверное, с Конды притопала. Она где-то там живет…
Солнце уже село. Поднялись полчища комаров. Мы успели распластать и засолить всех щук, приготовили уху и чай, а старуха все так же неподвижно сидела, не меняя позы.
— Схожу позову бабку ужинать.
— Навряд ли она пойдет. Знаю я ее, гордая старушка. — Уварович режет мелко лук и бросает в уху. Все же иду к Дому.
— Здравствуй, бабушка!
— Пете, пете! — по-своему отвечает она и, подняв голову, протягивает руку. Я присаживаюсь рядом.
— Пойдем с нами ужинать.
— Спасибо. Я маленько ела.
— Пойдем. Ведь издалека пришла. Наверное, шибко устала?
— Далека, парень, далека. — Она улыбается и достает из кармана старого латаного ситцевого халата прокуренную трубку. Раскурив, глубоко затягивается.
— А там кто еще?
— Василий Уварович Кошкаров.
— Эвон кто! А я и не узнала. Глаз совсем слепой стал. Худо видит. Василий хороший. Знаю его. Справедливый он, добрый.
— Ну идем же ужинать, — настаиваю я.
— Спасибо. Пожалуй, пойду, Василия поглядеть надо…
Она сидит у нашего костра, осторожно хлебает уху, изредка перебрасываясь с Уваровичем фразами.
— Как, Анисья Петровна, жизнь-то идет? — спросил Василий, отрезая хлеба.
— Плохо, Вася, плохо. Часто думаю, пошто рано моего старика бог прибрал. Был бы цел, разве так жили бы. Ушли бы на дальние сора, я — сети чинить, крючья точить, ягоду брать, он — рыбу ловить, оленя стрелять, белковать. Жил бы, как добрый человек. — Она тяжело вздохнула и достала кусок рыбы.
— Да, охотник и рыбак, что и говорить, Федор Герасимович был отменный. Пожалуй, нашу тайгу лучше его никто не знал, — промолвил Уварович.
— Что с ним приключилось? — спросил я.
— Под медведем побывал. Вот здесь на Ярке…
…Ночь тихая и теплая. Над лесом появилась полная багровая луна, мелькают над костром призрачные тени летучих мышей. Время за полночь, и уже заметно белеет восток. Мы отужинали и лежим у палатки.
Старуха, погруженная в свои думы, обхватив руками острые колени, сидит и пристально смотрит на огонь. Уварович тоже о чем-то задумался.
— Ты, Василий, расскажи, как потом зверя-убийцу стрелял, все сердцу легче будет, — вдруг тихо просит она.
Уварович хмурит брови и машет рукой.
— А чо зря говорить-то, убил, и все. Ведь старик от этого не воскреснет. — Василий посмотрел на восток. — Допоздна засиделись, пойдемте-ка спать.
Как мы ни уговаривали бабку Анисью лечь в палатке, нипочем не согласилась.