Тропка ведет нас все дальше и дальше. Приветливо шумит старый бор. Неожиданно в гуще сосен сверкает бирюзой просвет. Тропа выскальзывает к высокому берегу озера… Пораженный открывшейся панорамой, я останавливаюсь и невольно снимаю шапку. Озеро величественно. Бледно-голубая громада раскинулась гигантским полотнищем. Песчаные отмели так и манят отдохнуть. Бор и голубая вода! И нигде не видно следов человека. Дует южный ветерок, чуть рябится и сверкает перламутровыми переливами гигантское зеркало, лижут маленькие волны белый песок, выбрасывая на отмель мелкие ракушки, сухие тростинки и сосновые шишки. Василий уже спустился к воде, а я все стою и не могу наглядеться на замечательное озеро.
Почему почти все наши санатории и дома отдыха располагаются вблизи крупных городов, на берегу морей или хорошо всем известных крупных озер? Взять бы и создать места отдыха и лечения здесь, в краю девственной, нетронутой природы. Ведь сейчас на севере с гигантским размахом ведется промышленное строительство. Новые многотысячные города вырастают на недавно еще безлюдных северных реках. Ведь для населения этих городов и нужны здравницы у таких прекрасных озер, как это.
Здесь можно дышать целебным смоляным воздухом, пить хрустальную воду, загорать под жгучим солнцем на белом песке. Каждый день свежая рыба, грибы, ягоды, а осенью жирная лосина, оленина и медвежатина, жаркое из тетеревов, глухарей и уток. И кажется мне, что здешнюю природу нельзя и сравнивать с многолюдными модными курортами.
— Чо там застоялся? — кричит Уварович.
Я спускаюсь к воде. Василий уже успел раскинуть лагерь.
— Снимем пробу? — подмигивает он, собирая спиннинг.
Пока я разуваюсь, на отмели уже лежит крупная щука, а за ней огромный щетинистый окунь, похожий на морского черта.
— Хватит на сегодня? — спрашивает Уварович.
Варим уху и, до отвала наевшись, лежим у маленького дымокура. Я высказываю свой мысли о создании в здешних местах домов отдыха и санаториев. Василий долго молчит, подкладывая в дымокур сосновые шишки. Потом в раздумье говорит:
— Ты еще только первые сора поглядел и уже фантазии распускаешь, а впереди и позавиднее места будут. Тут что?! Вот Ендырский да Сырковый сор действительно курорты! Там, парень, бора могучие, древние. Да и рыба получше. Там сырок косяками ходит. Брусника что черешня.
— Уварович, почему на этом озере не видно уток и чаек?
— Щуки покою птице не дают. Ты посмотри, что вечером и ночью на озере творится. Щуку здесь не учесть и не взвесить. Сто жерлиц ставь, сто рыбин попадет, все живое начисто выжирают, один лишь окунь с ними и уживается. — Он закуривает. — Червей-то проверял?
— Проверял. Живые.
— Ладно. Давай так действовать: ты езжай на лодке, осматривай озеро, растения там всякие, а я пробу на окуней заложу.
— А как?
— Буду удить два часа. Потом на безмене взвесим мой улов. По нему и узнаем, сколь этого окуня можно добыть за семь часов рабочего дня, — смеется Василий.
— Согласен.
Мы расстаемся. Плыву на маленькой резиновой лодчонке у кромки тростников и, отмерив на глаз километр пути, считаю щук. Все хищницы стоят у берега на отмелях. Подпускают лодку на два-три метра и, взволновав воду, черными тенями скользят в глубину. Сколько их тут? Сто, двести, тысяча, десятки тысяч? Загадочная это рыба. Она способна голодать месяцами и не терять в весе. Щука — врожденный каннибал, откладывает икру и пожирает свою молодь. Мне известны в водоразделе Оби и Иртыша озера, где обитают только одни щуки и, видимо, живут отлично. Достигают веса в пуд и более, жирны и вкусны.
Вода изумительно прозрачна, на глубине полутора метров видны все ракушки и листочки водной растительности. Изрядно уставший, уже на закате солнца, возвращаюсь в лагерь. Уварович стоит на мыске и таскает окуней.
— Как проба?
— Ничего, ладна! — ухмыляется он.
Вылезаю из лодки, с трудом разгибаю спину.
— Где рыба?
— Вон в траве.
Василий сдергивает с крючка крупного окуня и, нацепив на острие какую-то белую наживу, снова кидает лесу. Не проходит минуты, как поплавок медленно тонет. Уварович лениво подсекает и опять выбрасывает на берег окуня.
— Ну их, надоели! Пойдем чай пить, — Василий отвязывает лесу и сматывает ее на рогульку.
Я смотрю на кучу травы.
— Это рыба?
— Ага!
Откидываю траву. Тут груда окуней — ведер пять. Двухчасовой улов! Ничего себе. Рыбины почти одного размера в четыреста — пятьсот граммов.
— Всех червей, наверное, скормил?