Очень прошу вас, пойдемте с нами. Очень надо сделать эту работу. Дело важное, государственное… Да что я вам говорю, вы и сами все прекрасно понимаете.
Алексей Комбагир долго сидел молча. «Да-а, вот как получается все. Хотелось мне в отпуске поохотиться, порыбачить, просто пожить в чуме где-нибудь. А придется с ними идти. Иначе нельзя. Ну этот Хукочар, черт возьми, и штучка. Хитер. Придется за него взяться. А не пойдешь с ними — подумают, все эвенки такие, как Хукочар. Надо идти. Да и помочь нужно. Она верно говорит: дело важное. Для нас карту делают».
Таня внимательно смотрела на него, стараясь угадать его мысли.
— Ладно, моя вам помогай будет, — согласился Комбагир и деловито спросил: — Когда пойдем?
— Вот спасибо! Вы хороший человек. — Таня обрадованно вскочила. — Я это сразу поняла. А отправляться мы думаем послезавтра. Теперь тянуть нечего. Надо работать.
— Я иду в тайгу вместе с тобой. Все уже решено. Стрептинский согласен, — решительно сказала Таня.
— А я не согласен.
— Значит, ты не хочешь, чтобы я была с тобой? — спросила она чисто по-женски.
— При чем здесь «не хочешь». Чего тебе зря мотаться.
— Ты только послушай, — перебила она меня. — Мы вместе дойдем до того хода, который ты не закончил, и там разделимся: я пойду по этому ходу до озера Моро, там перейду на средний ход и подожду тебя, а ты тем временем сделаешь самый дальний ход и тоже выйдешь на средний. Обратно пойдем вместе. Это сэкономит около месяца. Мы успеем сделать все до снега.
— Так-то было бы хорошо, но ведь все равно второго оленевода нет, — сдаваясь, сказал я.
— Оленевод есть. Сходи в кочсовет. Он тебя ждет.
Я рысью побежал туда, соображая, откуда мог появиться в поселке свободный человек. В кочсовете сидел, перебирая бумаги, Комбагир.
— Здравствуй, Алексей, — разочарованно протянул я.
— Здорово, — весело улыбнулся он. — Садись, говори будем.
— Некогда. Я на минутку. Таня говорила, оленевод меня здесь ждет, а тут никого. — Я еще раз оглядел комнату.
— Как никого? Моя разве никого? Моя тоже оленевод.
— Ты все шутишь.
— Зачем шути. Моя отпуск брала. Хотел охота ходи. Твой баба со мной говори — я с вами ходи.
Это было просто здорово! Чтобы такой человек пошел с нами оленеводом — об этом можно было только мечтать!
Глава 10
Снова тайга.
Удивительно: за короткий срок с ней произошли разительные перемены. Богатая гамма цветов, сопутствующая увяданию, — от зеленого до темно-красного, почти пурпурного — говорила о наступлении осени. И хотя погода стояла солнечная, по утрам было уже довольно холодно.
Добравшись до границы участка, мы разделились.
После долгих споров — кому с кем идти — решили: Хукочар идет со мной, остальные с Таней; мы берем семь оленей, остальных Таня. Сначала Иннокентий сопротивлялся и никак не соглашался на такой раздел. Я настоял, чтобы все собаки шли тоже с Комбагиром, все будет меньше соблазна. Оставляя Таню с Комбагиром, я чувствовал себя спокойным. И в то же время, поставив Хукочара в непривычные для него условия, Я рассчитывал, что он будет торопиться и мы скорее соединимся с основным караваном.
Глава 11
Около мыска я оглянулся.
Таня сидела на олене и кулаком терла глаза. Захотелось бросить все и бежать к ней… Я прибавил шагу и повернул за мыс. Теперь мы увидимся только через двадцать восемь дней…
Иннокентий ехал сзади. Его учаг сопел мне в спину. Говорить не хотелось, и я шел молча, изредка поглядывая на аэроснимки, чтобы не сбиться с дороги.
В полдень Иннокентий взмолился:
— Олень корми надо.
— Ладно, отпусти их, только не развьючивай. Пусть немного поедят, — согласился я, останавливаясь на полянке, белой от ягеля. Чуть пониже в камнях бежал ручей.
Я достал из сумки пресную лепешку и разломил ее пополам. Потом вытащил два куска сахара, сел на торчащий из воды камень и начал есть, макая сахар в прозрачную воду.
— Иннокентий, иди подкрепись. — Я подвинул Хукочару его долю.
— Чай нет, плохо, — ответил он.
— Зачем чай, смотри, сколько воды.
— Чай не пьешь — откуда сила будет?
— Вечером напьемся чаю. Сейчас некогда возиться.
После долгого перехода простая лепешка казалась удивительно вкусной. Я доел свой кусок, закурил и откинулся назад, прислонившись спиной к прохладному крутому берегу. Над головой стояла березка, наполовину сбросившая листья.
Я потрогал шершавую, белую с темными трещинками кору. Она приятно холодила руку.
По небу в два яруса шли тучи.
Верхние, спокойные и величавые, плыли медленно и важно. Нижние мчались над вершинами деревьев, цеплялись за них, на ходу меняли форму и очертания.
Движущиеся облака всегда создают хорошее, светлое настроение. На них можно смотреть часами. Если, конечно, есть свободное время.
Недели через две мы вышли в северо-восточный край участка. Местность изменилась. Привычные хребты, густо заросшие лиственницей, сменились почти открытой заболоченной равниной с редкими березовыми колками. В лиственничную тайгу вторгались языки лесотундры. Идти стало легче, меньше времени тратилось на опознавание, и в резерве было уже три дня.
Ночью мы проснулись от какого-то шума.
Два оленя лезли в палатку.
Мы выскочили с ружьями, для порядка выстрелили в темноту и разожгли костер. Оба оленя испуганно жались к огню, остальных не было видно. Пламя костра еще больше сгустило окружающую темноту, и выходить из освещенного круга почему-то не хотелось. Ночь мы скоротали у костра, не давая ему угаснуть.
С первыми лучами солнца Иннокентий взобрался на учага и поехал на поиски. Вернулся к обеду хмурый и недовольный.
— Однако беда. Амикан[13] один олень кушай, остальные пугай.
— Искать надо.
— Нет, — закрутил он головой. — Зачем искай. Олень шибко пугайся. Бегай далеко. Уходи надо. Амикан ночью опять приходи.
— Да-а, — пригорюнился я. — Плохо дело. А шкуру почему не снял?
— Что ты, что ты, — замахал он руками. — Амикан олень бери — он хозяин. Трогай ничего нельзя.
— Почему?
— У нас вера такая. Ничего нельзя трогай.
Пришлось освобождаться от лишнего груза. Мы сложили в лабаз седла, вьючные сумки, часть продуктов и снаряжение. Инструменты и фотоматериал я положил в рюкзак и сам оказался в положении оленя. «Лучше потащу, но старик пусть едет, — думал я. — Иначе и за год не добраться до места».
— Это озеро моя твоя ждал, — сказал Иннокентий, когда мы проходили мимо озера, расположенного километрах в шестидесяти к востоку от озера Моро.
Я огляделся. На пригорке стоял остов чума. От него во все стороны разбегались оленьи тропки.
— Как же так? Из того озера вытекал ручей, который впадал в речку, где была наша стоянка. И ты сам говорил, что озеро Моро за полдня не обойдешь. Ты помнишь наш разговор?
— Однако старый стал, шибко плохо помни. Твоя говори, озеро Моро ходи. Это озеро Моро. Может, моя путай что? Эти места эвенки редко кочуют. Шибко далеко.
Трудно было возразить ему или опровергнуть его слова. Просто я был: излишне доверчив. Я смотрел на Хукочара: какие мысли бродили в темных извилинах его мозга? Какие чувства и страсти волновали этого человека, ведущего почти первобытный образ жизни?
В результате нашего разговора на карте появилось еще одно озеро — Малое Моро.
Маршрут заканчивался. Заночевали недалеко от места встречи. Я лежал не смыкая глаз.
Ночь, скорее! Где же ты, солнце?!
Едва дождавшись утра, мы быстро свернули лагерь и пошли к назначенному месту. Прошел час; в воздухе потянуло горьковатым дымком. Дымок — значит, люди, значит, они уже на месте. Еще прибавил шагу. Стало слышно бряканье ботал, лай собак. Наконец среди темных стволов деревьев мелькнул огонек костра; поднимался синеватый дымок, виднелся островерхий остов чума. У костра сидела Таня…