Передних быков придержали, дроги под уклон свезли одни задние пары. Камень через мост провезли медленно, с опаской.
Но все прошло благополучно.
— От же яке нещастя! — горевали чумаки. — Ось и угадай, дэ тэбе яка бида-гадюка пидстеригае!
— И нащо везты ци каменюкы кудысь у степ? Чи не можно збудуваты памьятныка у городи? Сказылысь воны там, у Петербурзи, чи шо?!
Примерно так же рассуждали, недоумевая, и Аркадий с Евдокимом и Иваном, когда впервые услышали о месте постройки памятника.
— Да ведь Проживальский завещал только схоронить там, на берегу Иссык-Куля! — бурчал Аркадин. — А насчет памятника — ничего! Даже, наоборот, велел сделать самую что ни на есть коротенькую отметочку на кресте…
Всем было известно предсмертное завещание Николая Михайловича: похоронить его непременно на берегу озера, но так, чтобы могилу не могло размыть водой; надпись на могиле сделать совсем простую: «Путешественник Н. М. Пржевальский»; в гроб положить в походной одежде; тело не подвергать вскрытию…
Евдоким шевелил бровями, топтался по обыкновению:
— Чего ж тут, сват… Начальству виднее!
— Виднее! Виднее! Но раз начальство не соблюло эту его последнюю волю, то тогда бы уж могли бы и перенести могилку к памятнику. В город, раз городу дадено его имя навеки. И людям было бы легче подступиться к нему. А то кто ж поедет любоваться памятником в этакую-то даль! Да еще и в стороне от столбовой дороги. Это ж почесть все едино что взгромоздить памятник где-то аж в китайской песчаной сухой пустыне, где он путешествовал.
Евдоким кивал с лукавой ухмылкой, как бы предупреждая: ох, смотри, как бы начальство и в самом деле не поступило по твоим думкам!
— А пес с ими, сват! Где хочут, там пушшай и строют. А если в городе, то и заработок будет не такой: камни возить вдвое ближе.
Аркадий вздыхал: насчет заработка у него уже давненько неспокойно было на сердце…
За мостом бычатники, починив упряжь и сделав новые занозы и притыки, снова впрягли средних волов. Они почти не пострадали, хотя некоторым из них обломками заноз поцарапало шеи и плечи. Но ничего, волики неприхотливы, выносливы — настоящие богатыри.
11
На следующий день к вечеру первый камень был доставлен на место. Радоваться бы надо, а Аркадий окончательно сник, пригорюнился. Всего и расстояние-то небольшое, а вот поди ж ты! Тянулись больше месяца! В день даже версты не получается. Куда это такое годится? Надо бы сперва меньшие камни-то возить! Дорогу проверить как следует, телегу испытать, людей приучить, быков приспособить, самому накопить побольше опыта… Э-эх!
Посчитает, посчитает Аркадий и выходит: он должен прогореть дотла с этим подрядом, провались он совсем в преисподнюю! И как это дернуло его взяться за эдакое дело?! Если и остальные камешки будут возить по целому месяцу да с такими же катавасиями и расходами, то у него не только казенных деньжонок, а и всего имущества не хватит рассчитаться! Вот головушка горькая! Он взмолился перед Борисоглебским:
— Выручайте, господин анженер! Видит бог: разорюсь вконец! Выходит, я и за постройку мостов для города плати, и за увечных быков плати, и за всякое непредусмотренное плати… Да что ж это такое? Бабу с ребятишками, отца с матерью по миру пущу, ежели не подмогнете!..
Борисоглебский уже и сам видел: договор с Аркадием надо пересоставлять. Действительно, оказалось столько неучтенного, недооцененного, непредвиденного. Да и сам он почему-то многого не подсказал неграмотным мужикам. Стало быть, их и винить в этом нельзя. А стараются они вовсю, дай бог каждому относиться так к своим гражданским и прочим обязанностям!
— Ничего, Аркадий Селиверстович! Не бойся. В обиду не дам. Денег у нас хватит. Подыщи-ка еще хороших каменотесов, я с ними заключу отдельный договор. На кладку памятника. А с тебя это снимем…
— Да где ж их искать, камотесов-то? Все они у меня…
— Ну, тогда особого подрядчика на кладку… А то, я вижу, ты здорово оробел; даже, вишь, как исхудал, глаза ввалились.
— Да как же, вашбродь, не оробеть! Ночей не сплю: сон пропал! Впереди-то работы еще ого-го сколь! А у меня расход на расходе и расходом погоняет! И конца-краю им нет! И каждый день какая-нибудь катавасия!
— А эти катавасии, Аркадий Селиверстович, надо прямо признаться, оттого, что мы раньше не подготовились как следует, не все продумали. Но не робей! Следующие камешки будем возить — этого уже не случится: дроги мы усовершенствовали — укрепили, наладили хорошие тормоза; мосты исправили, усилили, они уже не будут ломаться. А потом верхние, легкие камни будем возить не на сорока парах, а только на двадцати. А то и на пятнадцати… Вот еще несколько тяжеловатых, а потом-то… Лиха беда, как говорится, начало!
И в самом деле, дальше пошло и пошло! Следующий камень привезли всего за несколько дней. И без особенных приключений. Запасные колеса и оси, деготь, ваги и чурбаки, ломы, топоры, лопаты, кетмени и прочая мелочь так и следовали неотступно за камнем. И шла целая ватага сопровождающих, не считая погонычей.
За лето было привезено около десятка камней, самых тяжелых, крупных. В ненастье, грязь и слякоть возить прекращали: опасались, как бы не случилась какая-нибудь крупная поломка.
Готовить камни в горах прекратили в ноябре: в ущелье стало вьюжно, холодно, на скале дикими тяньшаньскими ветрами пронизывало насквозь, какая уж тут работа!
12
В следующем 1890 году приступили к заготовке камней в последних числах апреля, когда в горах сошел снег и немножко потеплело. А возить начали лишь после того, как быки освободились от пахоты и маленько отдохнули, подправились, поднакопили силенок.
И возили тоже не без приключений, хотя и казалось, что все уже вроде бы проверено, предусмотрено. Два раза загорались оси, и их в пути заменили; не раз пришлось менять и втулки в колесах: хоть они и были железными, а повытерлись; сменили однажды все колеса целиком, полный скат.
Случилось и одно весьма неприятное происшествие. Оно произошло, когда везли предпоследний камень. Он был не особенно крупным по сравнению с предыдущими: его тянули всего пятнадцать пар. Спускаясь в одну из ложбин около речки Карасу, стали придерживать быков на уклоне, чтобы съехать как можно медленнее и осторожнее. Но задний вол почему-то замешкался и повторилась та же история, что и с Юхимовым бурым: колесо наехало на копыто.
Тотчас же подбросили тормоза, дроги остановились. Нога оказалась под колесом. Вол упал и жалобно замычал. Аркадий первым подскочил на помощь. Подсунул лом под колесо и, напрягши все свои силы, рванул вверх. Мужик он был крепкий, плечистый, настоящий силач, да где там! На колесо приходилось пудиков двести с лишком! У него от бешеного рывка словно ножом резануло в животе, он так и присел; лом со звоном вывалился из рук.
Мужики подхватили подрядчика: в чем дело? Что случилось? Оказывается, надорвался Аркадий Селиверстович. Скорчился, стонет от боли. Мда-а! Почесали мужики затылки. Выходит, главный командир заболел всерьез. Его тотчас отвезли в лазарет, в тот самый, где в позапрошлом году скончался Пржевальский.
Мужики выручили быку ногу, поспешно выдолбив под нею ломами ямку. Но вол, конечно, в дело уж не годился. И снова Аркадию пришлось раскошеливаться за животину. Он лежал и охал:
— А с кого мне требовать за свое увечье? Выходит, с Василия, хозяина быка. Я же ради его Пестрого пострадал! Али с Борисоглебского? Да анженер тут при чем?
Работами по заготовке и перевозке камней стал руководить главный помощник Аркадия — Евдоким.
Прошло больше месяца. Аркадию стало немножко легче, и он настоял, чтобы ого выписали. Где уж улежать такому непоседе, когда у него развернуто эдакое дело! Да и за лечение вон сколько платить! Однако, как ни хорохорился Аркадий, а принимать участие в работах наравне со своими людьми, как прежде, уже не мог. Только разъезжал на застеленной сеном телеге, смотрел да указывал, кому, что и как делать. Да и это было для него нелегко: врач велел как можно дольше избегать натужных работ и всякой встряски и тряски. Да разве ж такой мужик утерпит?