Механик нащупал ногой какую-то железину. Окунулся, поднял — разводной ключ. Постучал в переборку. Прислушался. Оттуда раздался ответный стук, затем свист.
— Это паши. Слышишь, начальник? А ты говорил, — обрадовался Кузнецов.
Но геолога это словно и не касалось, он продолжал думать о своем.
«Говоришь, только на себя самого надеяться, сэр Нечепорюк? Вот ты многое собирался сделать, а что сделал? Главное-то в жизни сделал?» — с горечью думал геолог и сам себе ответил вслух:
— И ничего у меня не сделано!
— Так-то уж и ничего? — возразил Кузнецов. — Не верю тебе. Вот, помню, в детстве. Лет десять мне было. Плыл я по речке на бату. Знаешь бат? Долбленка, вертлявая, спасу нет. Ну и опрокинулся. Хорошо, за куст успел зацепиться. Только шапку унесло. Видел бы, как я горевал по ней: новая была. Понимаешь, жизнь спас себе — это будто бы так и надо, а шапку, ерунду, жалко. Вот и в тебе сейчас мелочность тоскует.
— Я вижу, рассудительный ты человек…
Снова навалилась плотная темнота.
— Эх черт, правая нога совсем замерзла, — пожаловался геолог. — Я только было собрался перемотать портянки, снял сапог, а тут и случись беда.
— Сапог надо найти. Пошли искать!
Долго бродили они почти по плечи в воде, шарили ногами — лезть с головой в воду не хотелось.
— Постой-ка, — вспомнил Кузнецов, — у меня в инструментах был старый. Берег для прокладок.
Механик заплескался где-то в углу.
— Нашел! Держи!
Нечепорюк пытался натянуть сапог, но он не налезал.
— Какой номер носишь? — спросил Кузнецов.
— Сорок второй. Только у меня высокий подъем.
— Ну ладно. Тогда на, бери мой, сорок третий, а я твой надену. — Механик, кряхтя и отфыркиваясь от воды, стянул под водой сапог, протянул его геологу.
— Спасибо, друг. В самый раз пришелся. Тебя как звать-то?
— Сергеем.
— А тебя?
— Владислав… — Нечепорюк помедлил и добавил: — Матвеевич.
— Понятно. Ну а теперь, Матвеич, давай помолчим, побережем свои силы.
Механик ошибся: в такой обстановке думы про себя тягостнее мыслей вслух. Нечепорюк первый не удержался. Заговорил:
— Мало мы с тобой пожили, Сергей.
— Это почему же «пожили»? Я еще жить не кончил. Рано отчаиваться, Матвеич.
— Пожалуй, ты прав, — как-то безразлично протянул Нечепорюк. И добавил совсем о другом: — А в прошлом году в это время я в Сочи отдыхал. Персики ел. Благодать! Особенно вдвоем, из одного кулька…
Как мечтал он поесть персиков из одного кулька с Верой Дигай! Он и вез ей из Сочи целый ящик персиков. С Кавказа до Петропавловска хорошо — на ТУ-104 за сутки долетел. Пересел на другой самолет и за шесть часов добрался до райцентра. А тут — стоп: раньше чем через неделю транспорта в экспедицию не предвиделось. Ждать, — значит, из персиков получится каша. А он вообще не желал ждать. Он хотел видеть Веру, сказать ей, что сватовство Краева было дурацким и что он виноват, уехав не простившись.
В тот же день Нечепорюк раздобыл в раймаге в кредит резиновую лодку и отправился в плавание. Плыл, не замечая низкого неба, холодной воды, угрюмых голых берегов. Ящик укрыл плащом, а сам сидел на нем, греб, вдыхая слабый аромат южных плодов. Через два дня он добрался до лагеря, вытянул лодочку подальше на берег, взял ящик под мышку и направился к камералке.
— Здравствуйте! — громко сказал он, ставя ящик на стол. — Вот, привет из Сочи! Угощайтесь — персики!
Краев, Солодов, Серенко обрадовались, заулыбались, и лишь Вера, наклонившаяся над лотком с образцами, не повернула головы. Серенко моментально вскрыл ящик. Послышались восторженные возгласы. Нечепорюк взял несколько самых сочных, самых крупных персиков и положил перед Верой.
— Возьми, Вера. Я ведь тебе их вез, — тихо сказал он.
Вора вспыхнула, нехотя взяла плод и, не глядя на Нечепорюка, стала есть.
— Плохи наши дела, сэр, — доверительно сказал ему немногим позже Солодов, — Теперь можете считать меня своим союзником. А нашим счастливым соперником — этого юнца с махровыми ресницами — Серенко. Верочка, кажется, серьезно в него втюрилась. Так-то!
Сейнер качнуло. Вода хлынула к другому борту.
— Опять шевелимся. Чуешь, Матвеич? — почему-то шепотом спросил Кузнецов.
— Что ты? Я про персики думал, — опомнился геолог.
— Так вот люди и замерзают. Обязательно им что-нибудь хорошее чудится.