— В бухте Сомнения, — ответил гость, продолжая стоять, прислонившись к металлической стойке.
— Э-э, отсюда будет с полсотни миль.
— А что? — полюбопытствовал Виталий, отставляя гармонь.
— Да вот просят доставить туда продукты, — объяснил Рублев.
— Сейчас, товарищ дорогой, день недешево стоит. По «косой» на брата старыми. Понятно?
— Ты, Пестерев, помолчи-ка, — оборвал гармониста Рублев. — Дело не в сотне, хотя она всегда сгодится. От нас помощи просят… Да вот никак капитан идет…
Сверху донесся звук тяжелых шагов.
На трапе показались ноги в литых резиновых сапогах с широкими, завернутыми в два приема голенищами, затем загорелые крупные руки, занятые кошелкой, свертками, коробкой, прижатыми к распахнутому на груди синему кителю. Наконец появился и весь капитан Сазанов, чуть выше среднего роста, коренастый. Из-под козырька надвинутой фуражки светились близко поставленные серые глаза.
— Смотрите, ребята, хорошие подарки купил? — весело сказал он, выкладывая покупки на стол— большую, радужно раскрашенную деревянную юлу, заводной автомобиль, три шерстяных костюмчика, три пары ботиночек разных размеров.
Рублев и Пестерев взялись рассматривать каждую вещь: ощупывали добротность ткани, разглядывали рисунок, потом начали пробовать игрушки.
— Григорьич, запиши, сколько я взял из кассы, — обратился капитан к Рублеву. — И пометь, на что.
— Ладно, помечу. Тут вот к вам пришли, — показал Рублев на прислонившегося к стойке геолога.
— Нечепорюк, начальник геологической партии, — представился гость. — Плохи дела, капитан. У нас в бухте Сомнения продукты кончились. Я уезжал оттуда, последняя банка тушенки на троих осталась. Порох кончился. Сейчас все здесь закупили, а доставить не на чем. Одна надежда на вас, капитан.
— Чего же сразу главного не сказал, что люди голодают? — возмутился Пестерев.
— Помолчи, Виталий! — одернул капитан и к Рублеву: — Ну как думаешь, парторг?
— Да как сказать, капитан? План мы перевыполнили… — нерешительно протянул Рублев.
— Короче, Григорьич!
— Да чего короче. Надо помочь — и все.
— Правильно! Виталий, позови-ка сюда помощника! — распорядился капитан.
Пестерев высунул в шахту трапа голову, крикнул:
— Товарищ штурман! Дабанов! К капитану!
По трапу скатился скуластый крепыш, широкоплечий, крупноголовый, в новой форменной фуражке, обтянутой целлофановым чехлом. Узнав, в чем дело, он без колебаний поддержал Рублева.
— Ладно, выручим! — заключил капитан и распорядился готовить судно к отходу. — Скоро выйдем.
Нечепорюк, помощник и матрос, один за другим, поднялись на палубу. В кубрике остались капитан и Рублев. Парторг зачем-то полез в рундук, а капитан разглядывал покупки, соображал, как бы успеть до отхода передать их в интернат, сыновьям.
— Дмитрий Иванович, если надо, берите хоть все деньги. Чего там… — как-то смущенно проговорил Рублев.
Капитан резко повернулся к нему. Его глаза, казалось, совсем сошлись у переносицы, на щеках играли желваки.
— Вот что, парторг. Прошу тебя, не лезь ты ко мне с этой жалостью, что ли…
— Ну зачем же так, Дмитрий Иванович, — развел руками Рублев. — Просто подумал: может, еще что захочешь купить ребятишкам.
— Хватит! Пошли наверх!
Оба геолога — начальник и техник, до этого стороживший продукты на берегу, — перетаскивали ящики и мешки на судно. Дабанов, коренастый помощник капитана, с Пестеревым укладывали их, закрепили кошельковую сеть, задраили люки трюмов.
Пестереву оставалось еще сбегать в магазин, забрать на рейс продуктов. С ним отправился и техник-геолог Серенко.
— Ух, и ресницы же у тебя, браток, как у девки! — бесцеремонно разглядывал Пестерев красивого техника: его большие голубые глаза, рельефно очерченные губы, слегка выпуклый лоб, на котором матово блестели темно-русые, гладко зачесанные назад волосы. — Тебе бы в кино, в артисты!
Тропинка юлила меж палаток Ветер раздувал парусиновые полы, открывая взорам прохожих картины неприхотливого быта сезонников. Поодаль тянулся ряд длинных навесов с огромными засольными чанами. Сейчас на берегу парням попадались только девушки. В неуклюжих брезентовых спецовках, в больших резиновых перчатках, они казались коренастыми, похожими друг на друга, отличаясь меж собой лишь пестрыми, кокетливо повязанными головными платками. Девушки ловко орудовали кувалдами возле огромных штабелей рогожных мешков с солью, разбивая слежавшуюся сероватую массу, хлопотали возле насосов и транспортеров, возле ящиков и бочек с готовой к засолке сельдью.