— Свежего посола рыбкою, правда, не разберешь какой — мелкота все, но вкусно, — ответил Виктор.
— Не густо. А ко мне вечером рыбнадзор наведался. Ночевали у меня. Стерлядкой полакомился.
— Что, сами ловят ее?
— Нет, зачем им ловить, у рыбаков отбирают…
В спускающихся к реке овражках — заросли смородины. Красная смородина — сибирский виноград. Ягода крупная. Только сейчас уже частью сошла — лежит и преет под кустами. Но и оставшейся хватает. Язык с трудом поворачивается во рту.
— Кончай трудиться — оскомину набьешь, — кричит Игорь Виктору.
— Рот сначала оботри, а потом уж говори, — парирует Виктор.
— Пошли за черной, в ней витаминов больше.
Черная смородина растет отдельными кустами в глухих тенистых местах. Ягода тоже крупная, но не совсем еще зрелая.
Сколько ягод в тайге! В поселке, где мы были с Виктором, ведрами несут, сдают в правление колхоза. Каждой ягоде своя цена. Черная смородина — самая дорогая. Все запасаются ягодой на зиму. Свежую засыпают сахаром, чтобы витамины не погибли. Зима здесь месяцев шесть, а то и больше. С октября холода пойдут. Хорошо если в марте отпустит. Без витаминов не проживешь — зубы потеряешь.
Мы продираемся через глухой кустарник. Неожиданно вблизи раздается злое потявкиванье.
— Стой. Смотри, собака!
— Как же, держи карман шире.
— Эх, идиоты, ружья на берегу оставили.
— Возьми палку.
— Смотри по сторонам, а то прыгнет росомаха сверху и прямо на шею. Момент — и шейных позвонков как не бывало.
— Не пугай.
Мы делаем несколько шагов вперед. Что это? На мятой, словно смородинным соком обрызганной траве лежит заяц.
— Теплый еще.
— Смотри, головы у него нет, — почему-то шепотом говорит Виктор.
— Кровь всю выпила.
— Присыпь его землей.
— Все равно придет, откопает.
Мы пробираемся сквозь заросли. Обходим красные, словно кровяные, кусты, полные гибнущей ягоды. Вглядываемся в ветки деревьев. Останавливаемся. Прислушиваемся… Тишина… Но кажется, что кто-то невидимый следит за каждым твоим шагом..»
Сегодня день рождения Виктора. Ему минуло девятнадцать.
— Счастливый возраст, — сказал Игорь, похлопав его по плечу.
Самому Игорю уже двадцать два, он оброс бородой и выглядит как настоящий мужчина. Из нас троих я самый старый, «дед», как называют меня ребята. Мне под тридцать. Под вечер выпита бутылка «Цинандали», которую везли от самой Москвы. Мы лежим в спальниках, разговариваем.
— Я бы остался здесь зимовать, — растягивая слова, мечтательно говорит Виктор.
— Не сладко бы тебе пришлось, — замечает Игорь.
— А что? Заготовил бы дров. Окно забил. Печку перетащил в избу. Набил бы зайцев, а то и медвежатиной полакомился.
— Может быть, наоборот.
— Что наоборот?
— Медведь бы тобой полакомился.
— Мной не полакомишься.
Действительно, Виктором не полакомишься — кожа да кости.
— А вот в Якутске я бы не остался, — продолжает Виктор.
— Я бы наоборот, чем здесь в глухомани. Там жить можно, — возражает Виктор.
Я тоже думаю об Якутске.
Из острога, поставленного на Лене еще в 1632 г. отрядом казаков с Енисея, вырос большой город. В городском краеведческом музее подробно рассказывается об освоении этого края. Есть там даже чучело тигра, который из любопытства или по недомыслию зашел сюда из Уссурийского края и был убит здешними охотниками. Якутск был известный ссыльный центр. Тайга вокруг на тысячи километров. Начиная с декабристов, перебывало здесь не по своей воле много людей из самых разных мест. Были и большевики — С. Орджоникидзе, Г. И. Петровский, Е. М. Ярославский и другие. Сохранилась в городе деревянная крепостная башня XVII века. Есть своя главная улица, вдоль которой расположены основные учреждения города, кинотеатр, театр, магазины и гостиница «Лена». На главную улицу по вечерам стекается молодежь. В хорошую погоду можно пойти также в парк — лесной массив вблизи города, там есть стадион, закусочная и по вечерам работает танцплощадка.
Сейчас в Якутске живет около ста тысяч человек. Но летом много приезжих из районов на совещания, соревнования и прочие республиканские мероприятия. Строители, разнорабочие, геологи едут в это горячее время транзитом через город. А лето здесь и в прямом смысле горячее. В июле в Якутске температура днем поднимается выше 35 градусов. Люди млеют от жары, ходят купаться на Лену. В последние годы на центральных улицах города появились поливальные машины. Днем в жару сбивают пыль. Зимой же город, лежащий в низине, окутывается морозным туманом и температура падает до минус 60 градусов.
Летом в гостиницу попасть простому смертному почти невозможно. Ничего не поделаешь, Якутск — столица, а в столицах с гостиницами, как известно, сложно.
С самолета Якутск — это в беспорядке разбросанные по берегу Лены деревянные постройки с трех-, четырехэтажными каменными домами в центре. Но когда идешь по улицам, ощущаешь, что это современный город. Чувствуешь это прежде всего по людям, по их городской сосредоточенности, по модной одежде девушек. А под каблучками в одном-двух метрах — вечная мерзлота. В тех местах, где она оттаивает, почва коробится. Мерзлота в Якутии определяет многие особенности хозяйственной деятельности человека. Как вызов мерзлоте, стоят в Якутии большие каменные дома на тонких свайных ножках. Дома, поднятые над землей на сваях, не нарушают температурного режима почвы. Мерзлота под ними не оттаивает. Бедствие города — почти полное отсутствие зелени. На засоленных почвах гибнут лесопосадки. Но якутяне продолжают вести борьбу за озеленение.
Несмотря на большую текучесть населения, в городе есть своя коренная интеллигенция — научные работники, врачи, преподаватели. Недавно построено новое каменное здание университета взамен старого, деревянного. Через искусственный спутник можно увидеть телепередачу из самой Москвы.
4
Якутия укутана в утренний туман,
И солнце на сопки вползает, как танк,
И только тайга, оленей рога,
Алдан — озорная река.
А спальный мешок застыл и промок,
И сырость вползла в сапоги,
И только костер да каши котел
Нас ставит на обе ноги.
Вокруг нас мошка, как пыль из мешка,
Как тяжкий, навязчивый бред.
И лишь бурундук глядит, словно друг,
И лапкою машет нам вслед.
Последний маршрут.
Мы вышли к пляжу из крупной гальки.
— Где-то здесь должна быть река Ырас-Кыра-Юрях, — сказал я, вглядываясь в сплошной массив тайги. В переводе с якутского «Ырас-Кыра-Юрях» означает «маленькая чистая речка». — Подождите, пойду посмотрю. — Я отстегнул ремень и сбросил рюкзак.
Как монотонно хрустит галька под ногами. Серая, грязно-коричневая. Хруст-хруст. Ровная, словно облизанная, лишенная граней. И битая, с острыми углами. Как много битой гальки. Она принесена с гор быстрыми речками, дробящими ее на перекатах. Найдем ли мы тропу? Иначе, пожалуй, наш поход к Верхоянскому хребту придется отложить. Конечно, интересно подняться в горы, к снежникам, но ведь работа выполнена. Стоит ли еще искать приключений на свою шею?
На карте здесь обозначена река. Почему же не видно воды? Или она провалилась под землю, ушла в этот галечник?
Хруст-хруст.
В стене леса сверкнул просвет. Река?
Вымощенное валунами, покрытыми серой коркой глины, пересохшее русло концом кишки выглядывало из тайги, делало крутой изгиб и скрывалось под густыми зарослями кустарников. На глине в понижениях между валунами отпечатались следы больших копыт. Лось?
— Спальники оставим здесь? — спрашивает Виктор.