Сейчас начинается самое главное.
Еще осторожнее, чем раньше, я начинаю разрезать и разворачивать бересту. Теперь уже не только Шурик, но и Никита полулежат рядом, затаив дыхание.
Разворачивать — не то слово. Приходится слои снимать по кусочку, по чешуйке.
Под первым слоем бересты оказывается второй. Между ними проложена осока и несколько тонких струганых палочек, концы которых я заметил раньше. Ах, вот оно что! Такие палочки идут и под вторым слоем — это каркас цисты.
— Они веревками перевязаны, — тяжело дыша говорит Никита.
— Где? Да, веревки…
Неолитические веревки!
Веревки распадаются на отдельные клочки. Скорее мешочек из полиэтилена! В лаборатории реставраторы найдут способ их укрепить и выяснят, из чего они свиты. Кажется, лыковые…
Циста оказалась сделанной из трех слоев бересты. Каждый слой обложен палочками, травой и перевязан — для прочности. Только когда мы все сняли, зарисовав и сфотографировав, перед нами открылся скелет. Колени и кисти рук его были сложены под подбородком, ноги плотно прижаты к телу. Наверное, пришлось покойнику подрезать сухожилия, чтобы придать ему эту позу…
Медленно, шаг за шагом, фотографируя, обмеряя и зарисовывая, мы освобождали скелет от бересты и травы, в которую он был завернут.
Работая кистью, я заметил на костях какой-то странный черный налет. Приглядевшись, я не смог сдержать радостный возглас — это были остатки ткани! Большая часть ее распалась, прикипела к костям, но все-таки нам удалось отделить несколько кусков величиной с ладонь. Ткань была темно-коричневой, редкой, похожей на грубую мешковину, и под лупой хорошо были видны поблескивающие волоски пряжи. Шерстяная одежда?
Разбирая и упаковывая кости, я осмотрел череп. Швы черепной коробки были плотными, заросшими, зубы старыми и стертыми. Берендей этот был стар — во всяком случае по зубам ему было не меньше семидесяти — восьмидесяти лет.
А под скелетом так ничего и не оказалось. Но и то, что мы нашли это погребение, что нашли в нем, было огромной, потрясающей по своей невероятности удачей!
Когда все было расчищено и упаковано, мы могли встать, выпрямиться и отдышаться.
Под цистой лежал рыжий, никем не потревоженный торф. Погребение оказалось не в слое стоянки, а рядом с настилом. Это спасло его от ребят и Бревнова. Я бы тоже никогда не догадался искать его в чистых слоях торфа.
Выходит, берендеи хоронили своих покойников здесь же, рядом с домами. Почему? — спрашивал меня Никита.
Почему? На это было много причин. Может быть, они боялись выносить на берег — так покойники попали бы в руки их врагов. В первобытном обществе умерший член рода был даже более дорог и важен, чем живой. После смерти он оставался в роду и считался его незримым охранителем. Ему следовало приносить жертвы и всячески его ублажать. Именно поэтому берендеи могли похоронить своего старого сородича рядом с домами. Тогда он становился стражем поселка…
Увы! Этот старый берендей не смог сохранить стоянку от врагов ни тогда, в древности, когда запылал поселок на болоте, ни теперь, когда его разрушили сначала рабочие торфопредприятия, а потом мальчишки. Что винить мальчишек! Они честно держались, пока считали, что стоянку надо сохранить. Мальчишки — всегда мальчишки. А этот страж сохранил только себя. И на том ему спасибо!..
— Последний подарок берендеев! — пробормотал я, глядя на пустую яму.
Шурик встрепенулся.
— А вы знаете, ребята говорят, на шестом участке, где гараж раньше был, тоже черепки есть. Только там давно не работают…
— Что же ты раньше молчал? — удивился Хотинский.
— Забыл… Я сам еще туда не ходил, все собираюсь…
Мы с Никитой переглянулись.
— На шестой участок?
— Конечно! Давай, Шурик, лопаты в машину…
И по мягким торфяным полям мы отправились в плавание по Берендееву болоту…
…Нет, второй такой стоянки мы не нашли — ни тогда, ни позже. Берендеево-I, как называется теперь это поселение, осталось единственным в своем роде. И хотя на этом болоте нам удалось отыскать другие стоянки, уже обычные для этих мест, на суходолах, там жили уже другие берендеи. Может быть, те, что и сожгли это свайное поселение. Сейчас об этом еще точно сказать нельзя, надо копать.
«Нашему» Берендееву-первому, всегда не везло. Его сначала сожгли, а потом разрушили и остатки его.
Эх, берендеи, берендеи!..
Об авторе
Никитин Андрей Леонидович. Родился в 1935 году в Калинине. Окончил исторический факультет МГУ, по специальности археолог. Работал над проблемами неолита и бронзы Восточной Европы. В настоящее время литератор, занимается популяризацией науки. Автор нескольких научных работ, многих очерков и научно-художественной книги «Голубые дороги веков». В нашем альманахе выступал в 1966 году. Сейчас работает над научно-художественной книгой об открытиях советских археологов.
Отто Зайлер-Джексон
ЛОВЛЯ БЕГЕМОТОВ НА РЕКЕ УЭЛЕ
Глава из книги
Перевод с немецкого М. Чистяковой
Рис. Г. Чижевского
Мысль о ловле крупных животных в том районе, где я находился, продолжала волновать меня. Вначале я подумывал о том, можно ли ловить слонов и продавать их торговцу животными. Однако выявившиеся трудности заставили отказаться от этого намерения. Тогда я стал размышлять о других видах. Бегемоты! Они ежедневно были перед моими глазами… Конечно, нечего было и пытаться ловить взрослых бегемотов, они как-никак обладали почтенным весом в две — две о половиной тонны! Речь могла идти только об их детенышах.
Случай благоприятствовал моим намерениям. Недели за две до конца дождливого периода представители греческого торговца передали мне его заказ поймать трех бегемотов-детенышей. Вместе с другими предметами снаряжения он прислал пятьдесят пустых мешков, которым я очень обрадовался, так как они могли весьма пригодиться.
В первый же год моего пребывания на Уэле я стал усердно изучать привычки и образ жизни этих животных. Моим друзьям-африканцам всегда бывало не по себе, когда я переносил свои наблюдения на ночное время. Особенно жутко становилось, когда вблизи от нас проходили на водопой львы и раздавалось их потрясающее рычание, от которого во всей округе умолкали голоса других животных. Но скоро я заметил, что и лев затихал, когда ему отвечало мощное утробное мычание бегемота. Оно доносилось как зов из подземного мира. Тотчас же откликались другие бегемоты, и шум усиливался фырканьем всплывающих чудовищ, а потом и голосами испуганных птиц и обезьян. Это было великолепным волшебством первобытного леса.
Бегемот охотнее всего находится в воде или на теплых песчаных отмелях. На сушу он выбирается, когда в воде не находит достаточно пищи. Его прожорливость велика, но вред он наносит главным образом своими массивными короткими ногами, топча все, что попадается на пути. Если ему случается забраться на плантацию, он начисто все уничтожает. На людей бегемоты почти не нападают, разве что по пути к своим пастбищам или когда при них детеныши. В этом случае животные могут стать очень Агрессивными, а их четыре мощных клыка — опасное оружие. Конечно, опаснее всего эти животные в воде; в родной стихии они гораздо поворотливее, чем на суше. Сила бегемотов так велика, что эти великаны могут выбросить на сушу даже небольшое речное судно; на своих коротких ногах бегемоты поразительно быстро бегают.
Когда накопилось достаточно наблюдений за образом жизни этих животных, чтобы рискнуть и сделать попытку отловить их, я начал приготовления. Это было не совсем просто в девственном лесу Центральной Африки. Пастбище бегемотов находилось вблизи от нас, но на другом берегу Уэле. Пришлось прорубать прямую просеку от нашего укрытия к пастбищу, куда ночью приходили бегемоты. Тропическая жара и духота первобытной чащи невероятно затрудняли работу, Почти каждый шаг давался с трудом. К тому же нам все время докучали мириады комаров, москитов и других насекомых, надо было постоянно опасаться и ядовитых змей. До наступления темноты мы всегда прекращали работу и уходили подальше от пастбища бегемотов, чтобы не пугать этих чутких животных. Через две недели наша просека была готова. И еще несколько недель мы по ней не ходили: бегемоты чрезвычайно осторожны. Все это время я наблюдал за их поведением в воде. В нашей гребной лодке я ежедневно предпринимал разведки в сопровождении двух динков. Они научились прекрасно грести и умели почти бесшумно подвести лодку к животному.