Огромные часы над парадной лестницей показывали 9 вечера. Пассажиры, не торопясь, расходились по каютам, включали электрические радиаторы — близость льдов давала себя знать, резко похолодало. Постепенно человеческий муравейник затих — только ровная дрожь и глухой шум машин сотрясали могучее тело корабля. «Черная команда», голая по пояс, подбрасывала уголь в жадные топки, а инженеры еще раз проверяли свое сложное хозяйство: наутро по требованию Исмея надо было прибавить скорость.
«Айсберг, сэр…»
Тем временем в радиорубку одна за другой поступали тревожные сообщения о том, что ледяные поля и айсберги замечены намного южнее обычной границы. Одна такая радиограмма пролежала в кармане у Исмея шесть часов, прежде чем он ее прочел. В воскресенье «Титаник» получил семь предупреждений о близких льдах. Штурманы пришли к выводу, что пароход войдет в опасную зону между 10 и 12 часами ночи.
В 20 часов вахту на мостике принял штурман Лайтоллер. Было холодно, на небе — ни облачка, на море — штиль. Но штурман был озабочен. Ему не нравилось, что нет ветра. «Титаник» достиг 49-го градуса западной долготы, где, судя по сообщениям, могли появиться льды. В 21 час на мостик поднялся капитан и приказал сбавить ход, если появится туман.
— В случае малейших сомнений немедленно дайте мне знать, — добавил он, направляясь в свою каюту. Лайтоллер приказал впередсмотрящим на формарсе, матросам Флиту и Ли, не спускать глаз с воды в поисках льда.
В 22 часа Лайтоллер доложил о приказе капитана своему сменщику — Мэрдоку. Тот велел погасить все огни перед мостиком, чтобы лучше видеть море.
Ни Лайтоллер, отправившийся в теплую каюту, ни Мэрдок, до рези в глазах вглядывавшийся во тьму, ни капитан Смит, готовый по первому зову подняться на мостик, не знали о том, что в радиорубке, небрежно отодвинутая в сторону, под пресс-папье и ворохом бумаг, вот уже полчаса лежит тревожная радиограмма с борта парохода «Месаба»…
В тот воскресный вечер радист Джек Филлипс чувствовал себя загнанной лошадью. Днем слышимость была отвратительной, и вот скопилась гора срочных телеграмм на берег. А пневматическая труба из телеграфной конторы выплевывала все новые и новые «молнии». Наконец Филлипсу удалось поймать маяк Кейп-Рейс, и работа закипела.
Радист терпеливо принял сообщение с «Месабы», ответил «Принято. Спасибо» и отодвинул подальше отвлекавшую от дел радиограмму. Радист на «Месабе» тщетно ждал официального подтверждения от капитана «Титаника», положенного в таких случаях.
«Сообщение о льдах. Между 42° и 41°25′ с. ш. и 49° и 50°30′ з. д. вижу тяжелые льды и большое количество айсбергов. Погода хорошая, небо чистое», — говорилось в этой радиограмме.
«Титаник» мчался вперед, навстречу сплошной стене льдов. Ни одна из вечерних радиограмм так и не попала на мостик. Мэрдок, выполняя приказ, вел корабль строго по заданному курсу.
Сидя в «вороньем гнезде» на мачте, впередсмотрящие напряженно следили за морем. Видимость ухудшалась — набежал туман. Было 23 часа 40 минут, когда Флиту померещилось впереди какое-то темное пятно. Он вгляделся и тут же закричал:
— Айсберг прямо по носу!
Мэрдок немедленно скомандовал:
— Лево на борт! Стоп машина! Полный назад!
Поздно. «Титаник» вздрогнул от толчка.
— Что случилось, Мэрдок? — на мостик взбежал капитан.
— Айсберг, сэр…
Это произошло в точке с координатами 41°46′ с. ш. и 50°14′ з. д., в 330 милях к юго-востоку от мыса Кейп-Рейс. Ударившись о подводную часть айсберга, «Титаник», словно гигантским ножом, был вспорот по правому борту от форпика до носового котельного отделения. В пробоину длиной почти 100 метров хлынула вода, заполняя носовую часть судна.
SOS!
Легкий толчок не потревожил спавших пассажиров. Только те, чьи каюты находились в носовой части корабля, скорее о любопытством, чем о тревогой, выглянули наружу. Палуба была усеяна ледяной крошкой.
— Наверное, напоролись на айсберг.
— Ничего удивительного, такая тьма.
— Первый час ночи, надо спать.
Спокойно переговариваясь и подбрасывая льдинки, люди потоптались на палубе, затем, ежась от холода, стали разбредаться по теплым каютам.
В это время экипаж обследовал судно. Старший механик запустил мощные насосы, но вода неумолимо прибывала. И все же он и его подчиненные продолжали самоотверженно бороться с морской стихией. Они до конца не покинули своих постов и все, как один, погибли. Благодаря им «Титаник» продержался на плаву в течение 2 часов 40 минут.
К капитану Смиту поступали доклады один тревожнее другого. В носовых отсеках вода поднялась до пяти метров. Специальный прибор, установленный в рулевой рубке, показывал крен в пять градусов на правый борт.
Смит прошел в радиорубку, велел Филлипсу быть наготове, чтобы послать в эфир обычный сигнал бедствия по первому его указанию. Десять минут спустя фигура капитана снова выросла в дверях радиорубки.
— Вызывайте помощь, — приказал капитан.
Филлипс заработал ключом. Голос попавшего в беду лайнера был услышан на маяке Кейп-Рейс и на нескольких пароходах, Один из них, «Карпатия», радировал, что находится в 58 милях к юго-востоку от «Титаника» и идет на помощь.
Тишину безлюдных коридоров нарушило приглушенное гудение гонга. Лестницы, переходы, холлы вдруг засияли всеми огнями. Стюарды стучались в каждую дверь, вполголоса говорили:
— Пожалуйста, встаньте и оденьтесь. Пароход потерпел аварию. Никакой опасности нет, — и, не отвечая на вопросы заспанных пассажиров, шли дальше.
Растерявшиеся было вначале люди, толпясь в ярко освещенных залах, быстро овладевали собой. В конце концов что может значить какая-то пробоина для такого гиганта, чуда XX века! Ведь «Титаник» непотопляем, это было известно каждому. Мужчины подтрунивали над женщинами, шутили: это даже здорово, черт побери! Какое ни есть, а приключение. Будет о чем порассказать на берегу. Не каждый день путешествуешь на величайшем корабле мира, который к тому же наскочил на айсберг!
Но в половине первого ночи корабль облетел приказ капитана: женщин и детей сажать в спасательные вельботы и спускать на воду. Атмосфера напускного благодушия улетучилась, и наступила всеобщая паника.
В этот момент в салоне первого класса грянула веселая музыка. Музыканты корабельного оркестра решили подбодрить людей. «Много мужественных поступков было совершено в ту ночь, — писал позднее некий журналист, — но ни один из них не сравнится с подвигом нескольких музыкантов, игравших без передышки, невзирая на то что корабль погружался все глубже и глубже…»
Четвертый помощник Баксхолл стоял на мостике, когда услышал удары колокола. Впередсмотрящие что-то заметили! Он поднес бинокль к глазам и медленно обвел горизонт. Вот оно, спасение! Вдалеке маячили огоньки корабля. Доложив об этом капитану, Баксхолл получил приказание дать сигнал ракетами. Восемь ярких точек одна за другой взвились высоко в черное небо и рассыпались огненными букетами.
— Они достаточно близко. Просигнальте, чтобы немедленно шли на помощь, Мы тонем! — сказал капитан.
Баксхолл кинулся к прожектору, передал текст. Но ответа не последовало…
От тонущего колосса отвалили первые спасательные вельботы. Рассчитанные на 60 человек каждый, они были заполнены лишь наполовину.
Оркестранты, одев спасательные жилеты, выбрались из салона на палубу и продолжали играть. Пассажиры первого класса какое-то время сохраняли чинное спокойствие.
Но «роскошный чудовищный плавучий Вавилон», как окрестил «Титаника» острый на язык журналист Стэд, доживал последние минуты своей короткой жизни. По мере того как становилось ясно, что вельботы — это единственный шанс на спасение, чопорная вежливость джентльменов все быстрее отступала перед принципом «каждый за себя». Как потом выяснилось, во многие шлюпки набилось больше мужчин, чем женщин и детей.
Из недр парохода хлынули толпы тех, кому был запрещен доступ на палубы для привилегированной публики: истопники и кочегары, пожарные и повара, простой люд, отправившийся на «Титанике» искать лучшей доли в Новом Свете. Разломав тяжелые ворота, преграждавшие путь наверх, человеческий поток устремился к заветным шлюпкам.