Сложность и опасность охоты на тигров заключаются не только в том, что эти хищники способны провести охотников, не только в силе этих могучих животных и стремительности их атак: одно лишь присутствие тигра, его рев, «кашель» вызывают страх и растерянность у людей, а то и совершенно парализуют их. В записках Сингха таких сцен немало. Обратите внимание, как «мажет» магараджа — отличный стрелок, по утверждению Сингха; как этот же магараджа закладывает в ствол своего ружья вместо патрона… свисток; как растерялся «европейский чиновник», а два индийских погонщика, услышав рев тигра, потеряли сознание от ужаса. Это, кстати, вовсе не проявление трусости: подобным образом тигриный рык действует почти на всех людей, включая и опытных охотников.
Известны случаи, когда солдаты, вооруженные винтовками, внезапно увидев тигра, бежали, кинув оружие, когда охотники, встретившие хищника, бросались наутек, совершенно потеряв самообладание и т. п. Присутствие тигров необычайно сильно действует даже на самых отважных охотников, уже много раз встречавшихся с этими хищниками.
Гибель людей на тигровых охотах — явление обычное. Это мы видим и в записках Сингха, и во многих других источниках. Но очерки Сингха знакомят нас с такой стороной этого вопроса, которая не раскрыта в книгах Корбетта и Андерсона. Эти охотники шли на тигра преимущественно в одиночку и рисковали только своей головой. В России охотились на грозного хищника как в одиночку, так и целыми охотничьими командами, но и в том и в другом случае риск был одинаков для всех участников охоты.
Иное дело — охота на тигра загоном в Индии с участием безоружных (или плохо вооруженных) загонщиков. В этом случае риск различен для знатного индийца или европейца, вооруженного лучшим в мире охотничьим нарезным оружием и находящегося на махане — помосте на дереве, и для загонщиков, идущих по густой высокой траве или пробирающихся среди кустарника. Записки Сингха показывают, что гибли обычно именно загонщики, хотя и охотники не гарантированы от случайностей.
Охотничья этика требует, чтобы стрелок никогда не оставлял раненых животных: это, во-первых, негуманно и, во-вторых, опасно для других людей, если речь идет о крупном звере. Придерживались этого правила в Индии и высокопоставленные лица, но только в чащу лезли не они, а охотники-профессионалы. Когда лорд Ридинг ранил тигра, то добивал зверя Сингх. Когда тот же Ридинг и магараджа ранили двух тигров, то Сингху было предложено «отправиться в заросли и пристрелить их». Выглядит это, мягко выражаясь, некрасиво: одни стреляют (и стреляют плохо), а другие, рискуя жизнью, лезут в чащу добивать раненого и до предела разъяренного хищника.
Большая часть событий в книге Сингха происходит в районах Джайпура и Гвалиора (а также недалеко от Алвара). В колониальной Индии это были княжества, находившиеся в вассальной зависимости от британской короны; во главе их стояли феодальные правители с титулами магараджей, раджей и т. п. Ныне Джайпур и Алвар — административные единицы штата Раджастхан, а город Джайпур — центр этого штата. Территория Гвалиора включена в штат Мадхья-Прадеш. Сингх весьма вольно оперирует понятиями «княжество» и «штат», называя, например, княжества Джайпур и Гвалиор штатами применительно к колониальному периоду истории Индии.
Думается, что отрывки из книги неизвестного прежде у нас автора, написавшего увлекательное повествование, будут с интересом встречены читателями.
И. Шишкин
Юрий Симченко
ПОСОХ СВАТА
Очерк
Рис. В. Умнова
Ауда жениться не стремился. Он сам говорил мне об этом, когда я приезжал в этнографические экспедиции к нганасанам в прошлые годы. Он подтвердил свою волю и в этот раз, как только я сошел с маленького самолетика у фактории, стоящей в самом центре Таймыра, и, увидев Ауду первым, задал ему традиционный вопрос.
Парень он был бесхитростный и добрый. Тридцать лет Ауда жил на свете, и половину этого времени он посвятил борьбе за свою независимость. Мамаша Ауды, старуха Фанда, неотступно требовала от него, чтобы он привел в чум жену. Она нарожала бы внуков, и Фанда была бы счастлива. Сказать по правде, с точки зрения Ауды, при такой ситуации была бы счастлива одна Фанда. Отец Ауды Фадоптэ относился к проблеме женитьбы сына совершенно безразлично. Более того, можно было предположить, что Фадоптэ сочувствовал Ауде. Фанда, его жена, отличалась исключительной сварливостью. Особого счастья он с ней не испытал и понимал, что и сын может попасть в такую же историю. Поэтому Фадоптэ всегда помалкивал, когда Фанда заводила разговор о том, что Ауде нужно жениться.
Ауда ухитрялся увертываться от матримониальных уз много лет. В ранней юности он отдал дань увлечению девицами в нганасанском стиле. Как и все парни его возраста, Ауда путешествовал по стойбищам, где были девушки, не приходившиеся ему родней, и вовсю приударял за ними. По нганасанским обычаям, не считались за грех самые близкие отношения среди молодежи. Вольности прекращались сразу же, как только стороны вступали в законный брак. Добрачные дети появлялись редко. Девицы несокрушимо верили в то, что до совершения определенного обряда с Тунямы — Великой Матерью-Огнем родить невозможно. Просто Земля-мать, которую по-нганасански называют Моу-нямы, не будет вкладывать глаза в тело женщины, пока не совершен особый обряд. Нганасаны считали, что Земля-мать вкладывает глаза в тело всех животных. Человек не представляет исключения. Глаза в теле матери обрастают мясом, получается олененок в важенке, или зайчонок в зайчихе, или ребенок в женщине. Вот и вся премудрость. Когда слушаешь старые истории, не перестаешь удивляться, что предки нганасан не придавали в деторождении никакого значения участию мужчин. Ну а если ребенок все же появлялся до брака, то это считалось неплохим предзнаменованием. Это означало, что Моу-нямы благоволит к данному роду и заботится о его продолжении без соблюдения формальностей. Орокоро, как говорят нганасаны, хорошо!
Ауда в свое время отдал дань обычаям. Но согласно строгим канонам, определявшим у нганасан брачные возможности каждого человека, можно было ухаживать за дамами только своего возрастного класса. Чтобы понять, что это за вещь, надо набраться терпения. Нганасанская система родства, как и у многих других народов, в отличие, скажем, от нашей русской системы, создавалась без учета кровного родства. Русские одинаково называют одним словом — дядей, тетей, бабушкой, дедушкой и так далее родственников и по матери, и по отцу. У нганасан же это не так. У них сохранялся древний принцип подразделения всей родни по возрасту. Так, отец отца, дед по-нашему, и старший брат отца, то есть дядя, рассматривались с точки зрения родства совершенно одинаково. Их и называли одним словом. Младший же брат отца и собственный старший брат любого человека также состояли с ним в одинаковом родстве. Людей старше себя нганасан подразделял на несколько возрастных категорий, не считаясь с тем, в каком кровном родстве они с ним состоят. Людей же моложе себя нганасан никак не различал, одинаково называя детей и внуков, племянников и прочую мелкоту.
Это понятно. Нганасанские предки считали, что иметь дело с людьми моложе себя — нянкары — грех, табу, нельзя! Ну а в людях постарше себя нганасан должен был разобраться, чтобы знать, в каком же возрастном классе он может проявить себя как личность. У каждого был свой возрастной класс. Вот поэтому-то период донжуанства оказался у Ауды непродолжительным. Девушки повыходили замуж и стали почтенными матронами. А в этом положении к ним уже не подступишься. Обряд совершен, Земля-мать вкладывает глаза в тело женщины, едва та родит очередного младенца. И иметь дело замужняя женщина может только со своим мужем, иначе будет трудно определить для ее детей родовую экзогамию, поскольку существует запрет вступать в брак с людьми из рода отца и рода матери. Возрастные ограничения — это еще не все. Есть и родовая экзогамия. Нужно разобраться и в этом деле. У нганасан жених рассматривается кроме всего прочего с двух точек зрения: принадлежности его к роду отца и происхождения по матери. Ко всем людям этих двух родов жених или невеста относятся так же, как мы к своим родным братьям, сестрам, дядям, тетям, дедушкам, бабушкам. Жениться в этих родах — нянкары — грех, табу, нельзя! Казалось бы, этого ограничения вполне достаточно. Я, предположим, Линан-чера, так как мой отец из рода Линанчера, не могу жениться в этом роде и в роде матери, допустим, Чунанчера. Логично, чтобы я отправился искать суженую в других родах. А их в окрестностях всего три. И окрестности эти величиной с хорошее европейское государство. Могу я пойти и к Нюнонде, могу и к Нгомде, могу и к Нгамтусуо. Но и там не из всех невест можно сделать выбор. Предположим, что я пришел к Нюнонде. Значит, у всех девушек, имеющих папашу Нюнонде, мамы могут быть из рода Линанчера, Чунанчера, Нгомде и Нгамтусуо. Но ведь я сам существую в ипостасях Линанчера и Чунанчера. Значит, эти девицы — мои сестрицы? Так оно и считается. Остается немного представительниц прекрасного пола одного со мной возраста, которые могли бы быть моей супругой. Чаще всего одна-две. Две, пожалуй, реже, чем одна. Принято сочувствовать прародителю нашему Адаму, которому было не из кого выбирать себе подругу. У предков нганасан положение было вряд ли лучше Адамова. Правда, у нганасан появился ввиду безысходности положения обычай смотреть сквозь пальцы на небольшие нарушения возрастных ограничений. Возникло даже правило исчислять возраст мужчины по возрасту его жены. Неудобно, видимо, было пренебрегать старинным законом. Вот новый обычай и замаскировали.