Так вот Ауда остался на бобах. Его суженую красотку Сонаре подхватил один из вадеевских парней. Другие девицы тоже повыходили замуж. Ауда решил, что и так проживет, и действительно жил неплохо. Возлюбленной Ауды стала долганочка. Ее полное имя было Авдотья. Сокращенно — Дуня. А сама себя она называла Джейн. Это имя ей очень нравилось, она даже назвала так одну из своих дочерей. У Джейн в ее двадцать семь лет насчитывалось восемь детей. Старшему — восемь, младшему — год. Была она веселая и беспечная. Ауде это вполне подходило. Он и не думал менять своего положения на какое-нибудь другое. Решила его изменить сама Джейн. Она вышла замуж за средних лет долгана из Карго, вдовца, у которого было своих пятеро. Это их, по всей вероятности, и сблизило. Джейн отдала двух старших в интернат, остальных с радостью взяли ее старики и бездетные родственники. Джейн отправилась в Карго. Тут вмешалась властная Фанда. Она вспомнила, что предназначенная в жены Ауде Сонаре уже год как овдовела. Ауда понял, что от судьбы не уйти, и отдался воле матери.
Старина Фадоптэ пришел ко мне среди белого дня. У меня в это время сидел местный патриарх Мухунда. Мухунда только окончил вести со мной теософский разговор. Мы с ним перед этим немножко пошаманили. Мухунда под тихие удары бубна спел несколько старинных заклинаний. По-настоящему при камлании должен присутствовать помощник шамана — дючилы. Помощник помогает «переводить» людям все пропетое шаманом. Роль дючилы с удовольствием исполнил я. Мухунда, учитывая мою весьма слабую квалификацию в этом деле, пел медленно. Я еще медленнее, с его подсказками, повторял все и успевал это записывать. Очень удобно. Дабы Мухунда не придирался, я заявил, что записываю заклинания, чтобы на досуге выучить их, как положено дючилы. Мухунда подумал и опасливо попросил не злоупотреблять этими заклинаниями. Он справедливо предостерег меня от опасности быть осмеянным молодежью за подобные предрассудки.
К приходу Фадоптэ мы уже готовились к чаепитию. Чайник пел на печи. Фадоптэ успел в самый раз. Мы попили не спеша чайку и поговорили о том о сем. Мухунда собрался уходить. Фадоптэ сидел как у себя дома и никуда не спешил. Мухунда потоптался в дверях, ожидая, что Фадоптэ присоединится к нему, и ушел один. Я еще налил Фадоптэ чаю.
— Тана ту-бы тейчу? — спросил неожиданно Фадоптэ. — У тебя спирт есть?
Вопрос был деликатным. Спирт-то у меня имелся. Две бутылки. Но я хотел приберечь его до праздников. На фактории спиртного давно не видели. И привоза не ожидалось. Мои приятели знали, что я обладаю парой бутылок. Они крепко рассчитывали на них в праздник. Я не мог их огорчить из-за нелепого желания старика ни с того ни с сего выпить.
— Однако к празднику берегу, — ответил я, помедлив.
— Эбей, чего так лежать будет? Толку-то нету.
— Пускай лежит пока. В праздник и будет толк.
— Однако так-то худо будет.
— Почему худо? Очень хорошо. Ты сейчас без толку напьешься, а Фанда устроит скандал и тебе, и мне.
— Однако зачем пить буду? Ты пирта-то давай, пособку давай, меня парень жениться будет. Пирта давать надо. Не дашь — совсем стыдно будет. Давай однако.
Известие о женитьбе Ауды для меня было полной неожиданностью. Порасспросив старика о подробностях, я пообещал ему спирт. Счастье Ауды, безусловно, стоило одного праздника. Этот аргумент я утвердил в качестве основного для своих приятелей.
Утром к дому, где я жил, подкатил Вау. Олени в его упряжке были как на подбор. Все четверо — бонгаи, яловые важенки. Все, кроме передового, пестрые. Передовой чисто белый, с ровными ветвистыми рогами. Нарточка у Вау также была щегольской — легкая мужская ирянка на пяти копыльях. Саночки совершенно новые. Передние концы верхних реек обмотаны красным ремнем. Упряжь также изысканная. Блоки — челаки, привязанные к головкам полозьев, не деревянные, а костяные. Все нащечники у оленей из мамонтовой кости, покрыты тонким орнаментом. Лямки разрисованы. Каждая лямка, надеваемая оленю через плечо и застегиваемая на брюхе, выкроена в форме вытянутой трапеции. Посредине черной краской нарисована полоса — это дорога. По сторонам от этой полосы изображены треугольники — чумы. На широком конце лямки треугольники побольше, на узком — поменьше. Фон между ними закрашен красной краской. Символика этого рисунка мрачновата. Так оленей изукрашивают, когда едут свататься, увозят невесту или самого тебя везут в похоронном аргише. Считается, что на лямке изображена дорога в Бодырбо-моу, в Землю мертвых.
— Здравствуйте, Юрий Борисович, — весело сказал Вау. — Меня к вам Фадоптэ прислал.
— Заходи, — позвал я его в дом.
Вау поднял на нарте новую шкуру оленя, достал оттуда половинку оленьего рога и принялся выколачивать бакари. Я опять залюбовался его нартой. Шкура придерживалась перекрещенными ремнями. Они пересекались под медной прорезной бляхой размером с блюдце. Слева у нарты привешен чехол для ружья. Чехол раскрашен черными и красными полосками. Внизу бахрома.
— Ты прямо как сват, — заметил я Вау, когда мы вошли в комнату.
— А я и — есть сват, — откликнулся он.
— Ты сват? — удивился я.
— Э-э, — подтвердил Вау.
У нганасан «да» говорят с такой же интонацией, как у нас «нет». Этакое междометие, нечто вроде среднего между «ы» и «э», произносится с отрицательной интонацией. А «нет» — «нинту», говорят с тем же выражением, что «ага» у нас.
— Э-э, — сказал Вау с такой ярко выраженной отрицательной интонацией, то есть с отчетливой нганасанской утвердительной, что я понял: назначение Вау на должность свата — дело решенное. Очень уж легкомысленным парнем был Вау.
— А чего тебя сватом сделали?
— Я ведь родня Ауде. Фанда — младшая сестра моей матери. Говорят, что я должен сватом быть.
— Ты хоть раз был сватом?
— Не был.
— А откуда знаешь, как это делать, чтобы все получилось правильно?
— Фанда-старуха три дня мне все рассказывала.
— Хорошо запомнил?
— Как стихи.
— Ладно, потом мне все расскажешь. Я запишу.
— Четома няга — четырежды хорошо.
— Я с вами поеду.
— Четома няга.
Я решил ехать вместе с Вау и Аудой. Во-первых, мне ни разу не приходилось видеть в подробностях акт сватовства. А во-вторых, я не решался вверять обоим приятелям две бутылки спирта. Зная легкомыслие Вау, можно было твердо считать, что дальше соседнего стойбища оба путешественника не уедут. Спирт будет выпит именно там, и вопрос о сватовстве отпадет сам собой. Надежнее было, чтобы я сам привез ту-бы — огонь-воду на место и в нужный момент выступил с ней.