Из-за разных сомнений дед не скоро решился бы освободить лосенка. В этом деле зверь проявил себя сам.
Был июнь-сенозорник. В рассветный час Ефимыч собрался на покос, который располагался у лесника на том самом островке, откуда он притащил лосенка. Там было неплохое место: ровное, без пней и кочек, и трава к этому времени вымахивала в пояс — хватало на стожок для Буренки. Косить старик ходил путаным водным путем, вброд, а зимой, когда озеро застывало, одалживал у Егора Силыча лошадь и перевозил сено к своей избушке.
Уходя на этот раз, старик сильно сосредоточился на вопросе, не забыто ли что-нибудь нужное, и замешкался прикрыть калитку. Лосенок это приметил, разбежался и, обдав деда ветерком, пролетел прямиком в лес. «Ну вот и все. Пропал», — опечалился дед. Он в первую минуту даже не подумал пуститься в погоню — разве дикого зверя в лесу поймаешь?! Но потом, когда минута растерянности прошла, все же побрел наугад в чащу. И как же обрадовался, когда, пройдя немного, услышал: «Мбе!» Дед раздвинул колючие ветви елей. Зверь стоял в темноватой тесноте и имел вид заблудившегося.
— Чего ты тут? — мирно спросил дед.
Лосенок кинулся к нему.
Посчитав, что беглецу вышла хорошая наука на будущее, Ефимыч запер его и ушел в полном спокойствии. Он, однако, ошибся. Оказывается, встреча со свободой произвела на лосенка то самое впечатление, что и на всякое вольное по духу существо. Вечером, когда дед, усталый, еле волоча ноги, вернулся с покоса, он нашел свою усадьбу пустой, а ограду в одном месте развороченной. Впрочем, у него даже не было времени расстроиться: в калитку, шумно дыша, входила Буренка, за ней невинно трусил лосенок. «Ну и ладно, — решил дед. — Что будет, то и будет. Гуляйте!» — и с тех пор не стал запирать калитку.
Вначале домашнее животное и дикий зверь паслись вполне беззаботно и не причиняли никакого беспокойства. Они ходили поблизости от сторожки, не лезли без надобности в опасное озеро и не проявляли строптивости, когда ввечеру Ефимыч, вооружась хворостиной, загонял их домой.
Заботу о лосенке корова считала своей обязанностью и глаз с него не спускала. Чуть он увлечется, забредет в глубину леса, как тотчас же слышит призывный рев. Иной раз она, обеспокоясь, поднимет настоящую панику и мчится на розыски, задрав хвост.
Найдет зверя и давай его лизать. «Тьфу!» — скажет дед, если увидит.
Но день ото дня крепчал найденыш, рос и все чаще удивлял мамку. То гриб выкопает из-под земли и съест, то вдруг закричит каким-то дурным, прямо ослиным голосом, то, когда поведет она его на водопой, залезет с головой в воду да еще вытащит со дна пучок водорослей. Волнуется корова, потому что разве разумно такое поведение?! Но больше всего поразилась она, когда однажды ее любимец, поднявшись на задние ноги, стал преспокойно срывать с высокой рябины едва закрасневшиеся ягоды!
Находясь под этими необыкновенными впечатлениями, Буренка надоумилась сводить своего подопечного в бельмишинское стадо, которое паслось за лесом, неподалеку от села. Какую выгоду она намеревалась извлечь из путешествия? Может, просто хотела похвастать успехами пасынка? Или, может, серьезно сомневаясь насчет его трюкачества, решила посоветоваться с подругами? Кто ее знает…
Ефимыч в тот день улаживал претензии каравайковских мужиков касательно порубки барского леса и поэтому отсутствовал. Уходя, он хотел запереть лосенка, но тот не дался в руки, убежал. Надо бы погнаться, применить прут, да спешил Ефимыч — боялся, как бы разбойники-каравайковцы не наделали делов во вред лесу и, главное, самим себе, горячие головы.
Буренка, по-видимому, ждала такой благоприятной возможности и, как только дед ушел, припустилась бежать, призывным мычанием позвав за собой лосенка. Они выбрались из леса. Невдалеке паслось стадо. Под гору уклонялось село. Буренка устремилась к товаркам; пришлось и лосенку, не оглядевшись толком, следовать за нею.
Навстречу взмыла волна свойских запахов, таких сильных и раздражающих, что кругом пошла голова, лосенок понесся как шальной, и Буренка, не умевшая бегать столь же быстро, приотстала.
Коровы, телята и овцы, увидев незнакомца, сгрудились и замерли, встревоженно повернув к нему головы. Когда лосенок подбежал уже совсем близко, старая черная корова, стоявшая впереди всех, вдруг страшно напружилась, сделавшись черней, чем была на самом деле. Что-то рявкнув, она повернулась и ринулась прямо в гущу стада. От ее сильного движения стадо как бы треснуло и разорвалось на множество частей. Тревожный рев, блеяние и дробный топот огласили окрестности.
Пастух на ту пору преспокойно спал в холодке поодаль и даже не пошевелился от начавшегося гвалта. Но зато проснулась его большая кудлатая собака, спавшая рядом. Она подняла голову и сразу увидела, что овцы в овсах, часть коров топчет чью-то яровую пшеницу, два или три теленка улепетывают, взвив хвосты, к селу, а черная корова с недопустимой для нее резвостью галопирует к лесу.