— Постой-ка, Егор Силыч, — сказал он. — У нас тут аграрный вопросец к твоей милости…
Задержанный Егор Силыч вопроса понять не смог: он как-то обмяк, в глазах у него все затуманилось.
Лосенку представилась возможность удрать. И уже отец Аннипадист, стоявший на церковной паперти, помянул черта, ибо понял, что не видать ему лосятины, но неразумный звереныш решил, видно, что все неприятности кончились, остановился, отбежав лишь шагов тридцать. Он постоял немного у озера, потом вошел в воду и стал жадно пить.
Егор Силыч пришел в себя. Зверь, которого он считал потерянным, по-прежнему был рядом. Купец растолкал мужиков, подкатился к берегу и присел, чтобы снять сапоги. Это, однако, ему не удалось. Из-за большого живота он давно уже не снимал их сам. Плюнув, купец полез в воду обутым.
Лосенок подпустил его и, казалось, дал себя схватить. Тут все увидели нечто удивительное: зверь и купец вдруг превратились в одно барахтающееся существо. Из воды показывалась то испуганная морда лосенка, то круглое с вытаращенными глазами лицо Егора Силыча, то мельтешили в воздухе копыта, то на их месте вдруг возникал черный сапог.
Внезапно вся эта возня закончилась. Бельмишино увидело человека и зверя поодаль друг от друга. Лосенок дрожал, почти касаясь мордой воды. Егор Силыч срывал с себя водоросли и кричал:
— Витька! Витька! Тащи скорей ружье! Убей его!
Он звал своего сына — мордастого и, как говорили, придурковатого парня. Заспанный и лохматый, тот как раз появился на берегу пруда и, несмотря на придурь, мгновенно сообразил, что от него требуется. Через минуту в руках у него оказалось большое двуствольное ружье. Он приложился, прозвучал выстрел. Мелкая дробь вздыбила воду возле Егора Силыча, часть заряда угодила в него. Купец взвыл. Обозленный неудачей, Витька лег на траву, положил ружье перед собой и прицелился так тщательно, как только мог.
Но над стрелком нависла тень. Нога в поношенном лапте наступила на дорогое «аглицкое» оружие.
Это был дед Ефимыч. Он сразу прекратил приключения лосенка. Витьке дал тумака, отнял у него патроны и бросил их в воду. Старшему Лопухову, все еще продолжавшему стоять в воде, крикнул так:
— Стыдно тебе, Егорка! Мало тебе людей заедать, ты теперь, значит, за малых зверей принялся! Стыдно!
Такое обращение к самому Лопухову поразило село. Но еще больше удивились все огромной власти старика, когда он, встав на берегу, сказал лосенку:
— Ну куда ты залез?! Вылезай сей же секунд!
И тот послушался — вылез! Не привязав его даже веревкой, Ефимыч направился вверх по улице, к выходу из села. Зверь покорно побежал за ним.
Возле леса увидели они виновную Буренку, которая сделала вид, что не узнает их.
— Смотри у меня! — сказал старик и страшно погрозил пальцем.
И опять стала неодолимой ограда! Набычась, зверь мчится на неприятеля. Он врезается в ограду тем местом головы, которому в будущем суждено взрастить крепкие рога. Но пока оно ничем не защищено, и… из глаз летят искры.
— Ха-ха-ха! — закатывается Ефимыч. — Вот именно! Лбом — стену!
Между тем бельмишинская экспедиция вызвала те самые последствия, которых опасался Ефимыч: лосенок сделался знаменитостью. Зачастили к сторожке непрошеные посетители; каждый норовил погладить чудного лесного жителя, вовсе не понимая, что тут человеческая ласка подобна яду. С мужиками, бабами и девками Ефимыч не церемонился — поднимал такую сокрушительную ругню, что они живо поворачивали. Причем кто уходил, посмеиваясь от дедова красноречия, а кое-кто и удирал, подхватив юбки, с визгом. Однако когда появлялась стайка белоголовых ребятишек и, попискивая, прилипала к щелям плетня, дед становился безоружным, тем более что огольцы прибегали не с одним любопытством, а приносили корочки и кусочки, утаенные не столько от сварливых родителей, сколько от самих себя: все они были голодны тем застарелым голодом, когда человек уж и не помнит, какой бывает полная сытость.
Вначале слышалось:
— Эвон лежит!
— И где? Ванятка, ну, Ванятка, ну, пусти!
— Сурьезный какой нонче!
— Ну, Ванятк, не видать же, не толкай!
— Ч-шш! А то как тресну!
— Эй, вы, голопятые, молчите!
Чуть покачивался плетень, отражая этим движением драматическую борьбу за лучшее зрительское место. Лосенок резво шевелил ушами, раздувал ноздри и со смешной свирепостью смотрел в сторону пришельцев. Дед оставлял работу, какую делал, и вытаскивал кисет.