Мертвые акулы выглядели внушительно и казались какими-то неуклюжими. Даже не верилось, что их считают идеальными пловцами.
Когда новизна первых впечатлений во время моего пребывания в Сурабае прошла, я уже перестал обращать внимание на разговоры о том, что кого-то съели во время купания, а кому-то акула откусила ногу. Подобные слухи я считал плодами досужих вымыслов.
Однажды мы поехали в небольшое местечко Пасир-путих, что в переводе означает «Белый песок». Несмотря на жару, ехать было приятно: дорога почти все время пряталась от солнца под раскидистыми кронами деревьев. Она напоминала высокий и узкий туннель, где царил полумрак.
Пляж ринулся нам навстречу, едва машина вырвалась из этого туннеля. Мне сначала показалось, что мы въехали в рекламный плакат авиакомпании, на котором краски слишком ярки, а пейзажи неестественно красивы. После сумрака лесной дороги все вокруг сверкало, слепило, бросалось в глаза.
Раскаленное солнце, синева неба, голубовато-зеленое море с белыми мазками пены на гребнях волн и полоса искрящегося снега у кромки воды — таким предстал перед нами Пасир-путих. Конечно, на берегу был не снег, а сверкающий коралловый песок, из-за которого пляж получил свое название. Изящные, тонкие, точь-в-точь такие, как на приевшихся рекламных щитах, кокосовые пальмы приветливо кивали нам растрепанными прическами, приглашая окунуться в море.
Через несколько минут мы спустились с высокого берега на пляж, и картина, как по волшебству, резко переменилась… Снежно-белый песок вблизи оказался довольно грязным. Он был перемешан с засохшими водорослями, древесным мусором, пустыми панцирями крабов, скорлупками кокосовых орехов. Лакированная зелень пальм потускнела, вода у берега оказалась мутно-белой, а не ярко-синей.
В чем дело? Я не сразу поверил, что мы находимся в том самом месте, которое несколько минут назад со склона горы выглядело таким неестественно красивым. Ответ оказался предельно простым. За многие века прибой перемолол обломки кораллового рифа в тонкую белую пудру, каждая частичка которой отражает солнечные лучи, словно маленькое зеркало, создавая иллюзию снега. А грязь и мусор издали незаметны.
Пока я раздумывал, самые нетерпеливые из нашей компании уже мчались к воде. Но, едва войдя в нее, повели себя довольно странно. Пробежав по мелководью несколько шагов, останавливались как вкопанные, словно натолкнулись на какое-то препятствие. Постояв на месте некоторое время, купальщики начинали медленно продвигаться вперед, вытягивали шеи, будто хотели что-то рассмотреть, высоко поднимали ноги и старались ступать как можно мягче.
Впечатление было такое, словно они хотели кого-то поймать. Заинтригованный, я последовал за товарищами. Стоило мне влезть в воду, и все стало ясным. Песчаное дно кончилось через несколько шагов. Как и другие, я резко остановился, едва сдерживая крик и не решаясь сделать следующий шаг. Мне показалось, что под ногами битое стекло: дно было покрыто острыми кораллами. Нужно было шагать предельно осторожно, чтобы не поранить ноги.
Отмель опускалась очень полого. Пришлось шагать по «битому стеклу» не меньше сотни метров, чтобы наконец поплыть, не задевая руками дна. Вскоре я почувствовал, что все тело у меня жжет, будто я попал в заросли крапивы. Я встал на дно и огляделся: вокруг кишели медузы всех форм и размеров. Общим у них было то, что каждая так и норовила прикоснуться ко мне и отчаянно жглась. Такое купание удовольствия не доставляло.
Кое-как доковыляв до берега, я пошел побродить по кромке прибоя. В кучах водорослей копошились какпе-то существа, деловито сновали маленькие крабики, попадались красивые кораллы, ракушки замысловатой формы. Увлекшись разглядыванием всей этой живности, я не заметил, как ко мне подошел сухощавый, дочерна прокаленный солнцем человек. Короткие (до колен) черные сатиновые штаны, бархатная шапочка ясно говорили о том, что это житель острова Мадура, отделенного от восточной оконечности Явы нешироким проливом.
— Хотите посмотреть красивых рыбок? — обратился он ко мне.
— Где?
— Там! — он неопределенно махнул рукой в сторону моря.
— Ну конечно, — обрадовался я неожиданному развлечению.
Через минуту я сидел в узкой длинной пироге. Балансиры — толстые бамбуковые бревна, прикрепленные деревянными распорками к обоим бортам лодки, — не дают ей опрокинуться даже при сильном волнении. Реклама фирмы прохладительных напитков украшала косой треугольный парус. Пожалуй, только это и отличало нашу пирогу от тех, на которых предки моего капитана бороздили воды архипелага много лет назад.