Мы допытывались, какой самый крупный алмаз нашли в здешних копях. Нам ответили, что такой алмаз весил пятьсот карат, или сто граммов, и был обнаружен случайно рабочим, отвозившим пустую породу в отвал. Поскольку этот алмаз не представлял ювелирной ценности, его раскололи, и он пошел по тому же пути, что и его более мелкие собратья. Рабочий получил вознаграждение за находку.
Мы пожалели внутренне, что дирекция не нашла нужным сохранить алмаз весом в сто граммов в коллекции.
Потом еще раз осмотрели мелкие образцы, а также сопутствующие алмазам минералы. Представляли, пожалуй, интерес гранаты, довольно крупные, густых тонов. Но их здесь не извлекают из породы и не обрабатывают, они идут в отвал.
Из музея-хранилища мы прошли прямо в производственное помещение. Перед нами предстали уже знакомые сепараторы. От ранее виденных их отличали гораздо меньшие размеры, и еще одна особенность — единый технологический поток разделился на три рукава по размеру гравия.
— Попытаем счастья, — произнес Фирман и запустил руку в сепаратор.
На его влажной ладони лежало несколько мелких галек. Алмазов не было, такие уж мы неудачники.
Некоторые примеси (в Бакванге наиболее част ильменит) имеют практически одинаковый или очень близкий к алмазу удельный вес. Колдовство с растворами уже больше не может помочь, поэтому в действие вводится магнитная сепарация. Алмазу магнитное поле безразлично. Ильменит же, напротив, прочно прилипает к полюсам электромагнита. На этом, собственно говоря, прекращается роль машин, и дальнейшие процессы доверяются глазам и опыту человека.
Двое рабочих отбирали алмазы с медленно двигавшейся ленты. Они были всецело поглощены своим делом. Рядом с латунной миской, куда клались алмазы, стояла пепельница, полная окурков: рабочие торопливо затягиваются табачным дымом, не отрываясь от работы.
Оставалось осмотреть контрольный пункт, где алмазы проходят последнюю перед выходом с завода проверку.
За широким гладким столом сидел контролер. Вытряхнув на стол привычным жестом порцию алмазов из латунной миски, он разровнял ее на поверхности стола. Его пинцет быстро нацеливался и выбирал из россыпи отдельные зерна. Он удаляет случайно оставшиеся примеси.
Окинув еще раз взором лежавшие перед ним алмазы, контролер смахнул их на ладонь и высыпал в другую латунную миску. На стол легла новая россыпь…
— Мы не производим здесь классификации алмазов по категориям: это очень сложное дело, требующее высокой квалификации, — сказал Фирман. — Классификация производится в Лондоне, куда вывозится вся наша продукция. Дневная добыча достигает восьми килограммов, годовая — двенадцати миллионов карат. Ну а если выразить в хозяйственных мерах веса, — пошутил он, — то без малого две с половиной тонны. Это более шестидесяти процентов мировой добычи технических алмазов. Наша компания дает республике около 20 миллионов долларов дохода в год.
Минеральные ресурсы и оборудование «Миба», по словам Фирмана, позволяют поднять добычу до шестнадцати миллионов карат в год, то есть на 30 процентов. Почему сдерживается добыча? Чтобы поддержать уровень цен.
Мы вышли с завода через уже знакомый музей-хранилище. Закрылась глухая массивная дверь. Прямо перед нами на асфальте двора был выведен белой краской круг, перечеркнутый крестом по диагонали. Вертолетная площадка.
— Отсюда вертолет доставляет алмазы на аэродром Мбужи-Майи, — заметил Фирман. — Затем беспосадочный полет в Лондон, а куда дальше попадут наши алмазы, знает лишь компания «Бритиш Дайамонд Дистрибьютора».
— Каковы ваши впечатления? — поинтересовался Поль, ожидавший нас на вилле.
Ответ был честным: впечатлений так много, что нужно время, чтобы в них как следует разобраться. Одно несомненно — сказочно богата земля Касаи, и перед ней поистине завидные возможности для развития.
Поль улыбнулся.
— Завидные возможности, — повторил он. — С этим можно согласиться. Ежегодно намывается куча алмазов на многие миллионы долларов, и занята этим горстка людей, немногим более трех с половиной тысяч. Таков персонал «Миба».
Наш разговор возобновился после обеда, мы расположились в большом прохладном зале, переходившем в веранду. Крупные цветы гибискусов и яркие плети бугенвиллей, пламеневшие на солнце, лениво качались под легкими порывами ветра. Было так приятно вытянуть гудевшие после осмотра копей ноги!