Затем я разглядел, что тельца их явно сегментированы и снабжены головой, в которой просвечивают острые жвала-крючочки. Значит, мои зверушки относятся к членистоногим! И я тут же нарисовал несколько своих новых «натурщиков». Откуда и как они попали на цветы?
И тут я вспомнил: несколькими днями раньше на таких же зонтиках мы с дочуркой насобирали преинтереснейших наездников: довольно крупных, горбатых, с плотным телом металлически-зеленого, почти черного цвета и блестящим черным брюшком. Наездники были очень смирные, и мы собирали их руками, как темно-зеленые драгоценные камешки, аккуратно разложенные на зонтиках сныть-травы, морковника и дягиля. Еще одна интересная подробность: насекомые восседали на еще не распустившихся бутончиках зонтичных, а значит, сладкий нектар их не интересовал. Не связаны ли эти два явления: странные насекомые на зонтиках и микроскопические «червячки» на таких же цветках?
Проверить предположение оказалось нетрудно. Свободное от каких-либо насекомых растеньице морковника помещено в банку, туда же вытряхнуто несколько наездников. И вот результат: через несколько дней в бутонах, там, где сошлись «в звездочку» еще не распрямившиеся лепестки, появились кучки овальных микроскопических яиц. Еще неделя — и яйца превратились в «пиявочек».
Было ясно: это тоже начало цепи, наверное очень своеобразной. «Пиявочки», несомненно, заняли такие позиции, чтобы прицепиться к насекомому, которое может сесть на цветок. Зачем им прицепляться? Конечно же, затем, чтобы отправиться в чье-то гнездо и там продолжить (или завершить) свой цикл развития. Но в гнездо какого именно насекомого?
Они мгновенно и очень ловко перескакивали на любой движущийся у цветка предмет: конец иголки, бумажку, пинцет, — стоило лишь приблизить «приманку» на достаточно близкое расстояние. Но убедившись, что это обман, пиявочки-личинки проявляли признаки тревоги и начинали ползать по игле или бумажке, забавно прикрепляясь к ней то головкой, то хвостиком.
Шли дни. Личинки явно не росли, ничем не питались, и все так же, рассевшись по краям уже начавших вянуть лепестков, терпеливо ждали хозяина, изредка покачиваясь. Кого я только не сажал на цветок! Диких пчел, лесных клопов, мух, жуков. Иногда брал в пинцет отдельную ножку или усик насекомого и под микроскопом подсовывал личинкам. Правда, некоторые из них прицеплялись к приманке и ползали по ней, но «всеобщего энтузиазма» я не замечал и так ничего и не добился.
Хозяин личинок наездника упорно не желал себя выдать. Мои терпеливые зверушки отказывались от всякой еды (меда, мясного сока), они ждали таинственного Хозяина, который перенес бы их куда-то для дальнейших превращений. Пришла осень, отцвели последние цветы сибирских луговин и опушек, погибли и мои наездники, похожие на зеленоватые блестящие угольки, и их крохотные личинки. Остались лишь рисунки в моем альбоме, скупые строчки записей да неразгаданная тайна.
А недавно я почти все выяснил. Помогли книги, хотя разгадка все время была буквально рядом. Что мне мешало подсунуть моим питомцам вместе с мухами, клопишками и жуками муравья? Ведь в моей лаборатории проживали несколько муравьиных семей разных видов.
Цикл развития эвхаритид (так зовутся эти наездники) оказался таков. Микроскопическая личинка первого возраста — пла-нидия, едва коснувшись тела муравья-работяги, пришедшего за сладким нектаром растения, прицепляется незаметно к любому его волоску, «едет» с ним в муравейник, а там переползает на муравьиную личинку. Тогда уж планидия превращается в обычную червеобразную личинку, выедающую жертву изнутри (иначе муравьи-няньки немедленно обнаружили бы и уничтожили паразита). Перед смертью личинка муравья свивает себе традиционный шелковый кокон. Но из него выходит взрослая крылатая эвхаритида, выбирается из муравейника и улетает.
Теперь мне стало понятным преимущество необычной «горбатой» формы тела и гладкого полированного брюшка эвхаритиды: такое бронированное существо выберется целым даже из муравейника…
Вернемся ненадолго к главным героям нашего повествования — мелиттобиям. Вспомним еще раз самца, повергшего меня в изумление своей внешностью и повадками. Что, к примеру, будет, если самца поблизости от гнезда не окажется? Не прервется ли тогда в этой ячейке пчелы цепь поколений наездников?
Нет, не прервется, природа предусмотрела и такой вариант. Юное создание с тонкой талией и радужными крылышками, оказавшись в одиночестве, все же откладывает на жертву яйца, правда немного. Из них выходят личинки, но поведение матери-девственницы по отношению к детям уже резко отлично от оплодотворенных самок. В этом случае мать совершенно не отходит от своих немногочисленных детей, лелеет их, ощупывает усиками, облизывает. Эти повадки удивительно схожи с заботами о первом потомстве матери-муравьихи. Мелиттобия печется о своих детишках до той самой поры, пока они не окуклятся и не превратятся во взрослых насекомых, среди которых непременно родится особь мужского пола — сын. И через несколько минут долгожданный сыпок делается супругом. Самка резко увеличивает кладку яиц, быстро засевая ими живую обездвиженную жертву. А если такой мамаше-одиночке оставить одно-единственное яйцо, то из него разовьется только самец. Это блестяще доказал в своих опытах С. И. Малышев.