В сухой сезон в Гаутше собрались двести человек. Они жили в кустарниках, окружающих водную впадину. Их было слишком много, чтобы природа могла прокормить всех. Но они имели бесспорное право находиться здесь. По неписаному закону любой бушмен имеет право жить на земле, где источником воды пользовались его родственники. В Гаутше было достаточно воды, ноне хватало пищи. Бушмены исхудали. По ночам они сидели вокруг костров не смыкая глаз. Положение ухудшилось, когда в местности вспыхнула какая-то эпидемия. Заболевание вызывало рвоту, лихорадку, боль в груди и сильнейшее кровотечение из носа. Больные лежали целыми днями не в силах пошевелиться. Мы делали все возможное: доставали пищу, раздавали лекарства, приносили хворост и воду, дежурили по очереди. Через две недели эпидемия прекратилась. Но многие решили, что судьба против них в Гаутше, и ушли искать другие места в вельде, забрав свои пожитки, унося на плечах родственников, еще не оправившихся после болезни. Осталось всего несколько групп, постоянно живущих здесь.
Наступило лето. На горизонте стали появляться громадные тучи. Бушмены стали более активными. Окрестности наполнились голосами, запахом дыма от множества костров. Один из охотничьих отрядов убил жирафа; у бушменов стало достаточно мяса.
Однажды, когда мы вернулись в Гаутшу Пэн, бледная луна поднялась высоко над головой. Мы вошли в лагерь. У ритуального костра бушмены исполняли танец дождя. Женщины пели. Мужчины ходили по кругу. Пыль, поднятая ими, в свете костра удлиняла фигуры танцоров, превращая их в таинственные привидения, прыгавшие между землей и луной. Танец был темпераментным, захватывающим. Мужчины кружились все быстрее. Пение достигло самых высоких нот. И в этот момент появился колдун. Он пел и прыгал, подражая леопарду, отделяясь от земли мягкими сильными толчками. На мгновение он остановился и огляделся вокруг. Луна осветила белое перо страуса, воткнутое в его волосы. Он улыбнулся и неожиданно повел за собой извивающуюся цепочку танцоров через огонь костра. Сильный ветер гнал дым в сторону вельда. Пение стало одень громким. Когда танцоры завертелись, убыстряя темп, неожиданно пошел дождь, первый за долгие дни зноя и засухи. Сначала на землю упало несколько капель. Затем дождь забарабанил ровно и монотонно, заставив танцоров сбавить темп. Но они все продолжали танец, несмотря на то что промокли насквозь. Темноту разорвала молния, осветив на многие мили вокруг зелено-голубым неземным светом деревья и кустарники застывшего вельда. Затем раздался оглушительный удар грома. На момент воцарилась тишина. И в этой тишине вдали раздалось грозное рычание льва. Ему ответил второй, находившийся ближе к нам. Затем новый раскат грома заставил замолчать все, даже мощный голос царя зверей.
Дождь шел всю ночь. Он превратился в ливень, затушил костер, загнал танцоров в их травяные хижины. Утром впадина была до краев наполнена водой. Повсюду распустились лилии. Начался дождливый сезон. Дождь обрушивался на землю целыми потоками, сплющивал травяные хижины. Он одел вельд в зелень. Появились цветы и разнообразные дикие фрукты. К озеру слетелось множество птиц. Сюда на водопой приходили леопарды и львы. Антилопы оставляли в грязи у берега глубокие следы. На мелком месте барахтались ребятишки.
Однажды ночью я вышла наружу с фонарем и неожиданно обнаружила массу летающих термитов. Они совершали брачный танец. Сотнями они выбирались из термитников и искали себе пару, кружась в сумасшедшей пляске. Женщины быстро пришли на мой зов. Они сразу начали ловить насекомых и отправлять добычу в рот, повторяя: «Гурико гам». «Гурико» — означает термит, а «гам» — что-то вроде леденцов.
Земля вокруг стала белой от крыльев, сброшенных насекомыми. Как только термиты освобождались от крыльев, они находили себе подруг и спешили воспроизвести потомство. Все больше и больше слеталось их на свет. Женщины увлеклись охотой. Над нашими головами носились ночные птицы и летучие мыши, а у ног ползали огромные розовые пауки. Они тоже охотились на термитов, унося их прочь в темноту. Вскоре брачный танец был окончен. Всего несколько запоздавших насекомых бились о стекло фонаря. Исчезли ночные птицы и летучие мыши, уползли пауки. Ничего не осталось, кроме крылышек на земле. Женщины стряхивали с себя блестящие чешуйки крыльев. Одна из них пела: