Через час Талгат достиг вершины Красных Яров. Отдохнув, он стал готовиться к спуску. Солнце скатилось к самому горизонту, и там внизу, в ущелье, залегла тень. Здесь же, на вершине, еще разливался ослепительный свет. «К вечеру беркуты уходят ввысь и на юг от своих гнездовий — за добычей, — размышлял Талгат. — И именно в этот момент и надо спуститься к гнезду за птенчиком».
Конь по кличке Горбач стоял метрах в пяти от края пропасти. Талгат поставил его у отвесной стены, ласково сказал:
— Стой смирно.
И конь стоял как вкопанный, пока юноша готовился к спуску. Аркан, мет ров сорок длиной, он привязал к седлу мертвым узлом. Укрепил седло дополнительной подпругой и подошел к краю обрыва. Кромка его была в птичьем помете. Рядом валялись клочья шерсти, кости, побелевшие от дождей и солнца. Талгат лег на край пропасти, немного свесился. Долго рассматривал стену. Она была огромная, с торчащими кое-где камнями, облитыми пометом, и немного покатая, Метров пятнадцать стена шла ровным скатом, а ниже начинались каменистые вершины. На наиболее крупных и гнездились беркуты. «Вон на том камне будет первый отдых, — решил Талгат, — а там и недалеко до выступа скалы, где я стану на обе ноги». Он запомнил место спуска к скале, мысленно отмечая каждый изгиб поверхности. Потом встал и, подойдя к Горбачу, поставил его так, чтобы можно было спускаться по скату. Теперь покрепче привязать аркан к широкому поясу. Вот небольшой мешок и запасной аркан. Не забыть и палку — на случай если придется отбиваться от птиц. Другой конец аркана Талгат продел через луку седла и, собрав его в связку, повесил на свободную руку. Но сначала протянул его через кольцо пояса.
Все было готово. Талгат не испытывал страха: мало ли спускался он таким способом с круч? Теперь надо побыстрее начать спуск, чтобы до темноты вернуться на джайляу.
— В молодости отец тоже спускался здесь. Значит, я иду по его следу, — сказал он вслух и посмотрел на коня.
Тот стоял, повернув голову, следил за Талгатом одним глазом.
— Ну, я пошел, Горбач! Прошу смирно стоять на месте.
Натянув аркан, прикрепленный к седлу, Талгат начал сползать вниз. Особенно напрягаться для этого не надо было: аркан как бы поддерживал его за пояс с обеих сторон. Талгат лишь перебирал аркан руками — через кольцо. Легкое и упругое тело Талгата повисло над обрывом. Юноша торопился, стремясь достичь гнезда раньше, чем его заметят беркуты.
Скоро он достиг первого выступа, встал на него одной ногой и, закрепив аркан, взглянул на скалу с гнездом беркута. Оно было пустым! Видно, птенец вылетел из гнезда, а слетка уже не поймать. Но зато ниже, на выступающем из стены камне, Талгат увидел другое гнездо с уже оперившимся птенцом и стал торопливо спускаться вниз, думая только о том, чтобы и этот птенчик не улетел.
Достигнув выступа с пустым гнездом, Талгат обнаружил, что веревка кончилась. Отвязав запасной аркан, он надежным узлом, как учил отец, прикрепил конец к основному аркану. До гнезда оставалось метров пять… Талгат и не заметил, как очутился рядом с гнездом. Птенец забавно раскрывал клюв, прося еды, но не пытался вылететь.
Талгат накрыл его метком и, закрепив аркан за пояс, освободил руки. Затем взял птенца, опустил его в мешок.
Только теперь он перевел дыхание и почувствовал, как устал и как ныли ноги и все тело. «Скорее наверх! — пронеслось в голове. — Как долго я здесь? Горбач, наверное, устал!»
Юноша сложил ладони рупором и крикнул наверх:
— Пошел, Горбач! Вперед пошел!
Эхо раскатилось по ущелью, повторив его слова трижды. Талгат крикнул еще и еще, но конь, видно, не слышал приказа хозяина и стоял на месте. «Слишком я низко опустился, — подумал Талгат, — и до Горбача не долетает мой крик».
Он крикнул снова, и опять его громкие призывы эхом отдавались в ущелье, замирая где-то там, внизу, в зарослях барбариса.
По аркану с привязанной к поясу ношей Талгат стал взбираться наверх. Аркан впивался в ладони, в усталом теле разливалась слабость, руки не слушались. «Как быть?.. — думал юноша. — До края обрыва еще метров двадцать пять, а то и больше. Может, подняться немного и снова крикнуть Горбачу?»
Морщась от боли в ладонях, он опять пополз вверх по аркану. От усталости и боли то замирал на аркане, то неистово кричал. Конь не слышал его.