Рассказ
Рис. И. Шипулина
Лет двадцать назад мы вели съемку местности возле дачного поселка Шапки. Первый нивелирный ход я решил проложить в юго-западном углу участка по просеке, делившей большой лесной массив на две неравные части. С виду красивый высокоствольный лес оказался труднопроходимым. Чувствовался сладковатый прелый запах. Повсюду в беспорядке лежали вывороченные бурей с корнями могучие деревья. Некоторые великаны при падении зацепились кронами за другие деревья да так и остались в наклонном положении. Из раскисшей от влаги ржавой поверхности почвы торчали сердцевидные, словно покрытые лаком, листья белокрыльника болотного, ближайшего родственника известным цветам — каллам. Лишь кое-где встречались крохотные холмики с кустиками черники или брусники. По просеке, выбранной мной для прокладки нивелирного хода, тянулась широкая канава, заполненная до краев водой. С большим трудом я выискивал удобные площадки для установки инструмента. А шедшему впереди рабочему, перед тем как поставить в нужном месте рейку, приходилось сначала обрубать ветви с лежавших поперек канавы деревьев или низко висящие еловые лапы.
— Под самым Ленинградом и такие густые леса, — ворчал реечник Николай.
В довершение всего, как только мы вошли в этот заболоченный лес, на нас с яростью набросились полчища комаров. От них приходилось отмахиваться ветками. Но в те моменты, когда я следил за чутким пузырьком уровня, чтобы как можно точнее отсчитать превышение по рейке, возможности отражать комариные атаки уже не было. Тогда, казалось, сотни жал вонзались в мою не защищенную одеждой кожу. То и дело слышались проклятия и брань рабочих.
С облегчением вздохнули, когда выбрались на просторный луг, тянувшийся по берегу реки Войтоловки, извивающейся среди густого ивняка. Мы пошли к большому шалашу, где решили заночевать, чтобы утром продолжить нивелирный ход. Издали услышали доносившийся из шалаша храп.
— Э, да там кто-то есть! — воскликнул Николай.
— Есть, есть, — подтвердил из шалаша мужской голос.
Показалось заспанное лицо старика. В его седых волосах, прокуренных желтых усах и окладистой бороде застряли соломинки.
— Милости прошу к общественному шалашу, — пригласил он.
— Есть тут кто-нибудь еще? — спросил Николай, заглядывая в шалаш. — А то мы хотим здесь переночевать.
— Никого больше нет. Места всем хватит. Шалаш сделан на артель косцов. А вы кто же будете? — поинтересовался старик и с любопытством посмотрел на длинные нивелирные рейки.
— Мы топографы, — ответил я. — А вас что привело сюда?
— Соскучился по природе. Всю свою жизнь провел на природе и жить без нее не могу. Я — пенсионер. Живу у дочки в Колпине. Дай, думаю, недельку-другую поживу на приволье, порыбачу, сморчков пособираю, певчих птичек послушаю. Глядите, какая кругом благодать!
Поставив ящик с нивелиром в шалаш, я спросил старика:
— И давно вы здесь?
— Вторую ночку.
Николай добродушно усмехнулся:
— Вам, наверное, дедусь, дома делать нечего.
Я думал, старик обидится на его слова. Но тот добродушно усмехнулся:
— И правда, делать нечего. И внуков и правнуков воспитал. Самый младший нынешней осенью в армию пойдет.
— Сколько же вам лет? — поинтересовался я.
— А сколько дашь? — спросил он лукаво.
— Да лет шестьдесят…
— И не угадал, — довольно рассмеялся старик, — прибавь, сынок, еще два десяточка.
— Ну, никогда бы не дал!
— Природа-матушка дает мне бодрость и силу.
— Какая же у вас специальность? — спросил я.
— У меня этих специальностей целая торба. — Старик стал загибать пальцы на руке. — Был я лесником, егерем, лесорубом, птицеловом… Э-э, да всех и не перечесть.
Нам было интересно послушать словоохотливого собеседника, но усталость брала свое. После трудного дня хотелось скорее лечь. Увидев, что мы ужинаем всухомятку, старик укоризненно покачал головой:
— Молодо-зелено. Долго ли сможете так питаться? У меня правило в жизни — завсегда есть горячую пищу. Погодите-ка, сынки, я пойду жерлицу проверю.
Он легко поднялся на ноги и, немного сгорбившись, высокий и сухощавый, быстро направился к речке.
Было тихо и тепло. Начинались белые ночи. Солнце давно спряталось за крестообразными маковками могучих елей, но было так светло, что хоть газету читай.
Рабочие собрали сушняк и разожгли у шалаша костер — дымокур от комаров. Вскоре вернулся сияющий старик с ведерком, в котором плескались щучки.
— На ушицу хватит, — довольно произнес он и занялся приготовлением ужина.