Ну и, конечно, общая просьба к пастуху — показать, как пользуются маутом, тем более что дело происходило уже на плато и все стадо было перед глазами.
— Какого? — спрашивает эвен.
Стремительный взмах руки, свист аркана — и пастух уже тащит к себе пойманного за рога, упирающегося всеми четырьмя ногами «заказанного» оленя. Так же, сразу, петля опускается на рога второго животного, третьего… Загорается желанием проделать это и Дуглас. Он собирает маут в кольцо, разделяет его для каждой из рук на две части, долго прицеливается, бросает, но неудачно. Еще бросок — и вновь неудача, и сконфуженный гость возвращает аркан владельцу.
Несколько дней спустя мне пришлось идти мимо школы-интерната, где учатся дети оленеводов. На вершине сугроба лежал олений череп с рогами. Мальчишки с сосредоточенными лицами набрасывали на свою мишень сразу несколько маутов. Это была, конечно, игра, но не пустая забава. Именно так и рождается мастерство, показанное нам пастухом.
…Температура сегодня около минус тридцати — для здешней зимы совсем небольшой мороз. Да и одеты мы тепло, а рядом со станом оленеводов горят костры, и возле них можно погреться. Но холод все-таки заползает под полушубок. Деревенеют пальцы, становятся непослушными руки. Поэтому так быстро и дружно все собираются в палатке, едва лишь хозяева приглашают к чаю. Здесь раскаленная докрасна железная печка, по-сибирски черный горячий чай, вареная оленина.
Множество вопросов.
— Сколько килограммов корма дается каждому оленю в день? Сколько дней в году кормите? — спрашивают аляскинцы.
— Сколько у вас оленей, сколько пастухов? — интересуются местные оленеводы.
— Большие ли у вас семьи? — задает неожиданный вопрос бригадир оленеводов — симпатичная молодая эвенка.
Даже не верится, что у нее самой уже четверо детей, о чем она сообщает с явной гордостью. Но оказывается, не оплошали и гости. У Дэнни двенадцать детей, из них две старшие дочери уже замужем, а младшему сыну пошел только седьмой год. У Дугласа — девять, у Вилли — пока трое.
— Но мне всего тридцать пять, у меня все впереди, — смеется Хэнзли.
Авторитет наших американских гостей поддерживает профессор Льюик. У него, как и у Дугласа, девять отпрысков.
Спрашивают и хозяева, и гости.
— Что у вас делают по вечерам в поселке?
— Идут в клуб — на концерт, танцы, в кино, а у вас?
— Идут в кино или в салун.
— А в воскресенье?
— На рыбалку, на стадион.
— В церковь.
— Сколько вы платите за обучение детей? — вопрос к хозяевам.
Это, возможно, проверка. Гостям уже рассказывали, что детей наших северных народов, не говоря уже о бесплатном обучении, в интернатах кормят и одевают за счет государства.
Впрочем, вопросов больше деловых.
— Какой лишайник считается у вас самым питательным?
— Как долго держите стадо на одном месте?
— Как спасаетесь от гнуса?
Чаепитие подходит к концу. Кружки больше не тянутся к чайнику. Поток вопросов пока иссякает. Пастух — тот, что мастерски ловил оленей, — подает Дугласу маут.
— Вам на память и для тренировки, — говорит он.
Подарок щедрый. Маутом оленеводы очень дорожат. Но чувствуется в словах пастуха и тонкая ирония. Дуглас сначала отказывается от дара, а приняв его и, очевидно, уловив «подковырку», растерянно кланяется, пытается что-то сказать, но вскоре замолкает.
Из палатки — снова к стаду. Несмотря на свои годы (ему за семьдесят), впереди с лопатой профессор Андреев. Он разгребает снег в местах оленьих покопок, нагибается, называет растения, которыми кормятся животные.
Из-под снега показываются веточки вороники (называют ее и водяникой), усеянные промерзшими черными ягодами. Дэнни и Дуглас заулыбались, словно встретили хорошего знакомого.
— Самые вкусные ягоды, — говорит Дэнни.
О вкусах, конечно, не спорят, но у нас вороника вовсе не пользуется популярностью.
— Значит, эскимосы могут жить на вашей земле, — шутит он, потом добавляет: — Без вороники не приготовишь и акутаг. Это наше эскимосское мороженое — нужно добавить к ягодам только тюленьего жира и сахара.