Чем выше, тем голубее, чище вода в реке. На третий день пути мы подошли к месту, где четырьмя широкими быстрыми протоками в Сорбо справа вливались холодные синие воды реки Хана-, ко. Ее бассейн нам тоже предстояло обследовать, и мы вошли в полумрак узкого глубокого ущелья, на дне которого гремел поток. Вода пахла талым снегом.
И вот уже позади леса и густые кустарники с голосистыми кафирниганскими соловьями. Мы попали из лета в весну. Стихли голоса птиц, листья на деревьях сменились почками, на смену раздолью высоких ярких трав, среди которых иной раз приходилось с трудом прокладывать дорогу, пришли нежные желтые звездочки крокусов, пестрые веселые хохлатки, алые язычки тюльпанов. Словно время вдруг повернуло вспять. Такое бывает только в горах.
Переночевали на окраине сильно побитой лавинами березовой рощицы. На следующее утро, прохладное, свежее и ясное, оставив в лагере Николая, мы с Худайберды двинулись вверх по Ханако. Пройдя километра полтора, неожиданно увидели на склоне бредущего навстречу довольно крупного медведя. А у нас ни ружья, ни даже охотничьего ножа. Мы в растерянности остановились. Увлеченный раскапыванием каких-то кореньев, медведь приближался, не замечая нас: ветер дул в нашу сторону. Бежать? Нет, зверю спину показывать нельзя. Оставалось одно. И мы дружно закричали: «Медведь, уходи с дороги! Мы тебя не боимся!» Хотя наши голоса звучали не слишком грозно, медведь остановился, поднял большую тяжелую голову и с недоумением уставился на нас. Он был не испуган, а только изумлен. Несколько минут мы молча разглядывали друг друга. Наконец, к нашему величайшему облегчению, косолапый снова опустил нос к земле и двинулся в сторону, вверх по склону.
Тогда двинулись и мы. Все больше попадалось сошедших лавин, то длинными белыми языками застывших на склонах, то нагромоздившихся у скал, то изогнувшихся над рекой фантастическими мостами. А выше 2,5 тыс. м над уровнем моря началось самое настоящее царство лавин. Ущелье реки Ханако сузилось, превратившись почти в теснину, дно ее полностью было засыпано многометровой толщей снега, под которой струилась река. Километров шесть мы шли с Худайберды по сплошному лавинному снегу. В самых верховьях Ханако склоны еще сверкали холодной зимней белизной. Ледяной ветер продувал насквозь свитера и штормовые куртки. Последние снимки верным «Киевом», последние записи в полевой тетради. И, как всегда, не хочется уходить, не хочется спускаться вниз. Сырость, холод, снег — и в то же время ни с чем не сравнимое чувство высоты. Внизу тихо, тепло, возле палатки Коля заботливо, хоть и не очень умело, готовит что-нибудь к нашему возвращению, и все же…
Есть что-то притягивающее, манящее в далеком мерцании снегов, зовущее все дальше и выше, туда, где блеск холодных белых вершин сменяется глубокой чистой синевой высокогорного неба. Вечный, неразгаданный зов высоты, не гаснущий даже через два десятилетия высокогорных зимовок и экспедиций.
Дальше наш путь лежал в верховья Сорбо. Как грозна и величественна теснина этой реки в среднем течении: уходящие ввысь каменные стены, крутые скалистые склоны и гигантские, уже пожелтевшие нагромождения лавинного снега, заполнившие ущелье от борта до борта. Трудно даже представить, что здесь творилось зимой и в начале весны, когда вниз с чудовищным грохотом, в клубах плотной белой пыли низвергались огромные снежные массы. Сотни тысяч тонн потоками мчались по боковым крутым ущельям, рушились со склонов. В разные времена хода лавины разные: лавина из сухого свежевыпавшего снега имеет вид белого облака, а из плотного, тающего весной, напоминает вскипающую волну. У местных жителей есть очень меткая пословица, что сухая лавина воробья на лету поймает, а мокрая — змею из-под земли выроет.
И каждую из лавин надо подробно, с предельной точностью нанести на карту-схему, описать очаг ее зарождения, его форму, морфологический тип, абсолютные и относительные высоты, экспозицию, характер растительности, скалы, уступы, повороты на пути движения снега, описать саму лавину… Несколько снимков лавины и ее очага с разных точек — и только тогда снова в путь, к тускло белеющей в тени скал следующей лавине.
Приходилось отмечать и те места, где лавина не сошла, но могла сойти. Коварство этого явления в том, что обвалы могут происходить не ежегодно, а раз в несколько десятков, а то и сотен лет. Австриец Вальтер Фляйг писал о лавинах, сходивших в Альпах через сто, двести и даже пятьсот лет! Люди строили селения, вырастали вокруг них сады и леса, сменялись поколения, никто и не помнил, чтобы когда-нибудь здесь обрушивались лавины. И вдруг принесшийся сверху гигантский снежный вал сметал все…