Казалось бы, трудно кого удивить рекордами в таком крепком хозяйстве, как «Красный Октябрь». А Солодун- удивляет! Вот рядом лежат два поля. Одно солнце их греет, один дождь поливает. И техника одна людям помогает, и удобрение делят из одного мешка. А подошла осень — картошка уродилась разная. На целых десять центнеров щедрее гектар на том поле, где Солодун работал. Зерновые собрали — опять Солодун на первом месте. Сев по весне начали — Солодун раньше всех успел.
Выигрывает он совестью. Понятие, приобретающее в наш научно-технический век особую значимость. Ну хотя бы такой пример. Восемь лет службы отпущено инструкцией трактору — потом можно списывать. На практике зачастую до шести-семи дотянет, и на том спасибо. А у Солодуна десять лет служит и в отставку не собирается. Технику он хранит так же пристрастно и бережно, как трудовые награды. Или взять индустриальную технологию, великое подспорье земледельцу: освобождает от ручного труда. Казалось бы, все просто: выполни правила агротехники — и на поле ни шагу. Но разве и тут нет загадок? Выдалось влажное лето, и закручинился Николай Иванович. Заводские лапы тяжелые да крупные, влажную землю пластами ворочают, какой прок от них… Потерял покой. Но-таки придумал: приварил к лапам металлические прутья, и они теперь землю рыхлят аккуратно, мелко — дышит картошка? Дышит. И земля тоже. И Солодун радостный несколько дней — словно и ему самому стало легче дышать.
Кстати, любопытная перемена в современном крестьянине, которого порой упрекают: где, мол, мастеровитость дедов и прадедов, умельцев на все руки? Она, эта жилка мастерового, сохранилась и в наш век механизации. Техника еще не всегда совершенная, не всегда надежная, да и «ассортимент» ее оставляет желать лучшего — порой до чудес доходит изобретательность сельских механизаторов. Одна герметизация зерноуборочных комбайнов чего стоит!
Чтобы закупорить все щели, кто из дому тряпок притащит, кто иную хитрость придумает, а кто и так в поле выйдет. Называют комбайн красиво — степным кораблем. И вот, представьте, ушел корабль в плавание, а вслед капитану несется: местах в десяти будет протечка, пустяки! Там, в море, подлатаете! Такой, как Солодун, пока все не подготовит, в поле не выйдет. А другие? И между прочим, Солодуну перед жатвой совсем не помешал бы отдых — ему силы нужны для большой работы!
И вроде не к лицу хлеборобу ругать технику, свою помощницу, а коль ненадежная да неудобная? В кабине жарко, как в русской печке, очистителя пыли и в помине нет, а выхлопная труба прямо в ухо тарахтит. Тряска, пыль, грохот, духота — условия не райские.
Вспоминаю: конструкторское бюро, уют кабинетов с кондиционерами и спокойствие их обитателей: имеется еще, мол, ряд недостатков в машинах для села. И совсем иное дело, когда об этом говорят в поле те, кому вручается этот «ряд», и они — а ведь сильные люди! — порой теряются от беспомощности. Та же «Нива» пришла с завода полуфабрикатом — и хоть двадцать дней Солодун готовил комбайн к жатве, а уверенности нет: может подвести.
Именно об этом и шла речь на октябрьском (1980 г.) Пленуме ЦК КПСС: «Самые серьезные нарекания вызывают как технический уровень, так и качество многих выпускаемых машин». Эта же мысль заложена и в Продовольственной программе.
Солодун мягок, вроде бы робок, смущается. То с посторонними он тихий, смеются сельчане. Его в работе надо видеть! Видела и в работе, в страду. Прихожу рано утром, только солнце взошло — а Солодун уже в поле. Стемнело, он еще там. Глаза в постоянном прищуре — это не лукавство и не какая иная хитрость, а от постоянного взгляда на небо, от солнечных ванн с избытком. Вот остановил свою «Ниву», молодо спрыгнул, что-то подкрутил, присел на минуту, пот со лба стряхнул, окинул взглядом поле… И по привычке, с тем же прищуром взглянул на небо. Дума его всем ясна: ждали дождя — не дождались. Теперь бы не нагрянул!
Солодун — хлебороб вдвойне: растит и хлеб, и картошку. Второго «хлеба» — картошки — у него 137 гектаров, одним куском от сева до уборки. Один треть совхозного урожая картофеля собирает. Казалось бы, надо еще двух, равных Солодуну, и нет проблем. А тут-то и появляется главная: проще десять механизаторов обучить, чем еще одного Солодуна воспитать. Так и получается, что Солодун и есть главная загадка. С его вечной простотой: работать на земле надо так, как она того требует. С его установкой: не терять ни минуты впустую, даром. Вот и разговаривая, он с некоторым сожалением посматривает на часы: время-то не терпит.