Выбрать главу

Едем вначале по сеновозной дороге, по полянам, уставленным копнами, потом по узеньким тропам и, наконец, лесной целиною. Передняя лошадь раздвигает густые травы в подлеске, и временами кажется: мы проплываем по зелени — видны лишь головы лошадей и головы всадников.

Вот, наконец, перед нами первое бортное дерево — большая сосна, стоящая у ручья над джунглями дудника и малины. Заки обращает мое внимание на клеймо — «тамгу». Заплывший, топором рубленный знак говорит о том, что дерево принадлежит бортникам деревни Максютово, а специальное добавление к знаку — свидетельство: владеет бортью Закий Ахметович Мустафьин.

На длинной привязи лошади пущены в стороне попастись. А мы приступаем к ревизии борти. Заки проверяет свой инвентарь и, охватив сосну длинным ремнем кирамом, подымается по стволу. Носками ног Заки безошибочно и быстро находит в сосне идущие кверху зарубки, а продолжением рук служит ему плетеный ремень. Взмах — и обнявший сосну кирам взлетает выше, еще один взмах, еще… Об этом дольше рассказывать — Заки уже у цели, на высоте примерно двенадцати метров! Петлю он замыкает узлом — ременный круг выше пояса подвижно соединяет его с сосной. Еще одна операция — укрепить на сосне приступку для ног. Цирковая работа! Справа, огибая ствол дерева, надо кинуть веревку и поймать ее, слева. С третьего раза этот трюк Заки удается. Знак рукою напарнику — и на транспортной, от пояса свисающей веревке вверх поплыли дымарь, топор и сетка для головы. Все это сделано в три минуты, не больше. Теперь Заки одевает на голову сетку, быстро вскрывает борть, с веселым приговором «Предупреждаю…» пускает в дупло пахучее облачко дыма.

Пчелы, уже готовые зимовать, очень свирепы. Но для существ, живущих по законам инстинкта, дым означает лесной пожар, что надо без промедления спасаться. Это знали еще пещерные люди, поднимаясь к пчелиным дуплам с пучками горящего мха. Теперь же в руках у Заки железный дымарь…

— План выполнили. А сверху плана ничего нету! — кричит он с дерева.

Это значит, что пчелы заготовили меда без большого запаса, килограммов десять — двенадцать. Меда хватит лишь самим на зимовку. Такие запасы бортник трогать не должен. Заки приводит в порядок все входы в борть, приводит в готовность «автоматику» против медведей и спускается вниз.

И вот все снаряжение в походном состоянии. Три низкорослые лошаденки снова несут нас по дикому горному разнотравью.

Заки все борти свои (их сорок) знает так же хорошо, как семерых детей своих.

— Вот тут пчелки с нами, пожалуй, поделятся, — говорит он гадательно возле третьей по счету сосны с фамильным клеймом.

Опять почти цирковые приемы влезания к борти. Дымарь в руке, неизменная шутка — «Предупреждаю!..» и голос: «Давай чиляк!» Напарник Заки, Сагит Галин, быстро цепляет к висящей веревке липовую долбленку, и я вижу в бинокль подробности изымания меда из борти. Деревянным ножом Заки ловко срезает висящие языки сотов и кладет их в чиляк. Движения ловкие, точные. Время от времени от хозяев дупла надо обороняться дымом, надо мокрой тряпицей, висящей у пояса, вытирать руки…

— Двенадцать — им, двенадцать — нам! — весело, как рыболов, поймавший хорошую рыбу, балагурит Заки, и тяжелый чиляк плывет на веревке к земле.

За день мы успеваем проверить шесть бортей и возвращаемся уже в сумерки. Четыре чиляка полные меда, по два за седлами у Заки и Сагита мерно качаются над дорогой.

В гриве своей спокойной кобылы я замечаю пчелу. Раздраженная, видимо, запахом пота, пчела ужалила лошадь, и это ей стоило, жизни — хрупкое, уже засохшее на ветру тельце.

— Заки, почему она темная, почти черная?

— А потому, — отвечает едущий первым Заки, — что это «бурзянка» — дикая лесная пчела. Она сохранилась только в Башкирии, и только у нас, в Бурзянских лесах.

Добыча меда и воска — древнейший человеческий промысел. Можно представить одетого в шкуры далекого нашего предка, на равных началах с медведем искавшего в лесах желанные дупла. В отличие от медведя человек понял, что увеличит шансы добытчика, если будет выдалбливать дупла (борти) в деревьях, — охотник за медом сделал полшага к занятию пчеловодством.

Бортничество в богатой лесами Руси было делом повсеместно распространенным. Главной сладостью до появления сахара у человека был мед. Свет до появления стеарина, керосина и электричества давали лучина и восковая свеча. Мед и воск древняя Русь потребляла сама в огромных количествах. Мед и воск наравне с мехами служили главным предметом экспорта из Руси. «Бортные урожаи» особо были богаты в лесах Приднепровья, Десны, пограничных со степью лесах по Оке, по Воронежу, Сосне, Битюгу, Усманке.