Это самый древний городской квартал. Сложился он в конце первого тысячелетия нашей эры, когда Лиссабон уже был завоеван арабами. Конечно, не сохранилось здесь строений тех далеких времен, если не считать небольших фрагментов воздвигнутой между X и XII веками мавританской крепостной стены. Они сейчас либо, закрыты со всех сторон строениями, либо использованы как надежная опора при сооружении храмов, дворцов и более поздних городских стен. Найти древнюю кладку поэтому непросто. Но вот вы попадаете на узкую, как горное ущелье, улочку Жудиария, совсем рядом с рекой и портом. В этой всегда погруженной в тень каменной щели правая стена была воздвигнута из светлого камня почти тысячу лет назад! В ее толще на двадцатиметровой высоте вы увидите два узких и высоких готических окна, Они прорублены пять веков спустя.
Но впрочем, там, в Алфаме, как-то не тянет рассматривать древние архитектурные детали, потому что это, пожалуй, единственное место в Лиссабоне, где вы с первых же шагов по каменным плитам и длинным ступенькам, ведущим сюда либо сверху, от Ларго-да-Граса, либо снизу, от набережной порта, погружаетесь в неторопливо-размеренную, гостеприимно-благодушную, товарищески уважительную атмосферу, которая царит в этих кварталах, где живут портовые рабочие, мелкие чиновники, моряки, грузчики, торговцы, учителя, водители, художники и ремесленники, торгующие своими сувенирными изделиями у входов в рестораны или на смотровых площадках. В Алфаме вы так тесно общаетесь с лиссабонцами, словно входите в их дом.
Алфама — это петляющие по склонам Сан-Жорже улочки-щели, где можно одновременно коснуться руками стен двух стоящих напротив друг друга домов. Это дикий виноград и плющ, вьющиеся по древним камням, старинные фонари, раскачивающиеся на сквозняках, шелестящих по каменным коридорам.
Алфама — это уличные торговцы, раскинувшие свой нехитрый товар на циновке, брошенной на мозаичный тротуар. И копающиеся, не теряя достоинства, в этой пестрой горе тряпья в поисках блузки или лифчика нужного размера две-три Марии из соседнего дома. Обязательно Марии, ибо в Алфаме всех женщин почему-то зовут именно так. И пока Мария-Граса рассматривает чулки, а Мария-Анна прикидывает пояс (не узок ли?), Мария-Амелия примеряет юбку прямо на джинсы и, постанывая от усилий, безуспешно пытается застегнуть молнию на могучем своем бедре.
Алфама — это торговки рыбой, расположившиеся в переулке Сан-Мигель в тупике Посиньо, горластые и веселые. Каждая во весь голос пронзительным речитативом доносит до всех обитателей Алфамы так называемый «прегон» — куплет собственного сочинения, в котором превозносятся неоценимые достоинства ее форели, лингуадо или мерлузы, ее креветок, лангостин и гамбаш.
Алфама — это маленькие окна и двери, распахнутые на улицу, это старушки в черных платьях, присевшие на камни у входа. Это клетки с крикливыми канарейками, висящие за окном рядом со связками лука. Это соседки, обсуждающие свои дела из окна в окно через улочку прямо над головами прохожих. Это звонкий смех путающихся под ногами детишек, синие всполохи телеэкранов, издающих одну и ту же музыку за каждой дверью и за каждым окном.
Алфама — это вечная нехватка воды в кранах (если они, эти краны, есть), и поэтому в любое время дня вы обязательно увидите девушку, женщину или старуху, несущую ведро или бак с водой. Это вечный, никогда не затихающий женский круговорот у лавадо-урос — водоразборных колонок, установленных чуть ли не во времена реконкисты. За пользование ими хозяйка платит четыре эскудо в день, и помимо воды, помимо возможности выстирать белье прямо здесь, на улице, в специально сооруженных для этого цементных ваннах-«танках», алфамские Марии бесплатно получают возможность посудачить во время стирки, пожаловаться на дороговизну, на жару, на сердечные неурядицы, на жестокость домохозяина, который после рождества вновь собирается повысить квартирную плату.
Алфама — это дымок над жаровнями, где потрескивают каштаны. Это запах подрумянившихся на огне сардин, кислый душок сыра и пряный аромат дешевого вина, источаемый громадными черными бочками. Это дым сигарет и стук костей домино в микроскопических барах, которые ютятся чуть ли не в каждом подъезде. В них по вечерам собираются все жильцы этого дома, кроме тех немногих, кто не любит домино, а телевизор предпочитает смотреть в одиночку.
Первый раз, помнится, шел я по Алфаме не без некоторой настороженности. Мне казалось, что вот-вот меня должны окликнуть, остановить, спросить: «Кого вы, сеньор, собственно говоря, ищете здесь?» Но вскоре я понял, что никто таких вопросов никому здесь не задает: эти люди, во-первых, привыкли к праздношатающимся туристам, а во-вторых, обладают счастливым даром безмятежного сосуществования с кем бы то ни было. Если с ними не заговорить, они не обращают на вас никакого внимания. Если спросить о чем-нибудь, вам ответят, а нужно — и помогут. Но сделают это спокойно, с достоинством, без суетливой угодливости и не делая никаких намеков на какое-либо вознаграждение за услугу.