«…Твят…Твят…Твят!» — доносится задиристый посвист «акробата» леса. Поползень! Короткохвостая, голосистая птаха, ловкая и смелая. Знай себе лазает по стволам деревьев как только вздумается: вверх, вниз головой, уничтожая насекомых — вредителей леса.
«Пинь, пинь!» — точно невидимая рука коснулась серебряного колокольчика где-то в подлеске. Это веселые певуньи-синицы. Теперь они забросили ноты и в поисках корма лишь чуть слышно переговариваются: «Чис-чис! Пинь-пинь!» Ни одну трещинку в коре дерева не оставят без внимания. Очищают от вредных насекомых..
Случается изредка встретить и живых игрушек в малиновых костюмах — хлопотливых, неугомонных кочевников-клестов. Поди ж ты! Морозы хозяйничают в лесу, медведь-великан в берлоге отлеживается, а кроха клест знай себе еловые шишки лущит, детишек растит да на радостях песни распевает! «Лю-лю-лю!» — будто дарит свою любовь предзимью, да от волнения не договаривает.
Иногда при потеплении подадут голос и вестники зимы, откочевавшие с севера тихопевы-снегири. Чинно-важно рассевшись на ветках чернолесья, они кого не порадуют своим степенством и ярким убранством? Их синяя курточка и черная шапочка как нельзя лучше подходят к алому переднику. А величальная их песенка — немного веселая, немного грустная и задумчивая — так тиха, что ее можно услышать, находясь совсем рядом с певцом.
Стынет Сухона. Тесно ей под ледяным панцирем. Нет-нет да и прошьет его рельефной дорожкой на молодом льду — наледями рядом с тропинкой. Сбегая с речного льда, она лентой стелется по долине и, ныряя в чернолесье, становится проселком. Петляет вдоль дороги заяц-беляк, молодые осинки разыскивает. Посчастливится — встретит и упавший с саней клок сена. Как тут не потоптаться, не полакомиться сухой ароматной зеленью? Набила оскомину горькая осиновая кора. На радостях косой и скакать перестанет. Ходит!
Бывает, распогодится предзимье. Отступят циклоны на день-другой. Сильный заоблачный ветер растащит сплошную облачность, и в ее разрывах робко улыбнется низкое солнце. Светит ярко, а не греет. Оранжевой луковицей скатится по небосклону и растворится в фиолетовых сумерках предзимнего заката. Ночью мороз за голые пальцы начнет цепляться. Беззвучен льдистый воздух, только выпавший накануне снежок заводит под ногами скрипучий разговор. Таинственно черно-бархатное небо в неверном свете двурогого месяца. Как опрокинутая бездонная чаша, оно чарует далекими звездными мирами. Звезд высыпается больше, чем клюквы на болоте. Ярко мерцает белым, оранжевым, голубым огнем созвездие Цефея. Тут и сам этот мифический царь, и царица Кассиопея, и прекрасная царевна Андромеда, и страшная рыба, пожиравшая людей, и народный герой Персей, убивший рыбу и спасший царевну, и даже конь героя — Пегас.
Полнеба отвели древние греки персонажам мифов и легенд. И надо знать их, чтобы ориентироваться в сверкающей звездной россыпи.
Утро… Над заповедным Шиленгским бором, над заснеженной долиной Сухоны низко-низко протащил сиверко тяжелые косматые облака. И повалил снег. А ветер, набрав силу, гонит новые облака, еще темнее, еще косматее, точно волчьи хвосты. Рванул сиверко, да так, что серая ворона, сидевшая в «дозоре» на макушке ели, не крикнув, кувыркнулась кубарем в подлесок.
Разыгралось глухозимье. С воем понеслись по долине реки его лихие спутники — морозы, вьюги-метели, колючие ветры. Поцелуют — мигом побелеет лицо! За два-три часа передвинут проселок на подветренную сторону, собьют с пути-дороги и опытного водителя, не только шофера-новичка. Заструились, завертелись воронки снежных вихрей, побежали наперегонки по долине к перелеску. Словно отдохнув, выбрались из него и уже кружатся на снежной целине. Исчезли следы на снегу обитателей зимнего леса, пропали звуки, все потонуло в этой игре ветра и снега.
И вдруг темный силуэт женщины выступил из этой круговерти. Массивная сумка на груди стесняла ее движения. «На тяжелый воз рукавицу брось», — подумалось мне…
— Сюда! — кричу.
Женщина устало подходит, придерживая рукой кошелку.
— Давай помогу, — протягиваю я руку к кошелке.
— Нельзя, не положено, — упрямо дернула она подбородком.
— Нельзя, так нельзя. Пошли!
Давит ремень плечо, вбивает ноги по колено в снег, тяжела почтовая сума. А до деревни два километра. Ни пути, ни дороги в такую погоду! Газеты, журналы, быть может, абонентные пенсионные книжки и, разумеется, почтовые переводы, письма… Да, их давным-давно кто-то ждет не дождется…