Восстанавливаться стала даже редкостная белорыбица, которая из Каспия поднималась для нереста в уральские чистые быстрые реки — Белую, Чусовую, Уфу. После перекрытия Волги ее численность (небольшая во все времена) резко сократилась. По подсчетам ихтиологов, в Каспийском море оставалось всего около трех тысяч особей. Так вот для белорыбицы, которая любит быстрый водоток, буквально рядом с плотиной на большой глубине был создан гектар искусственного нерестилища. Здесь белорыбица в ноябре мечет икру, а мальки появляются лишь в апреле. Запасы белорыбицы растут, сейчас ее годовой отлов составляет 100–120 центнеров.
Большой, широко распахнутый город на берегу Волги. Словно воин в запасе: подтянутый, сильный, уверенный, без тени чопорности, помпезности, кичливости.
Торжественная печаль Мамаева кургана, деловитость заводских районов, веселая оживленность студенческих кварталов, спокойствие и тишина бульваров, набережных — все это надежно сплавилось, слилось воедино, составило совершенно особенный, единственный в своем роде город.
И то, что сегодня Волгоград живет и работает, решает проблемы, растит детей, учится и веселится, — лучший памятник его нелегкому и великому прошлому.
Потому останется он на все времена орденом мужества на груди Земли. Это слова о городе-герое Пабло Неруды.
Людмила Савельева
УГОЛОК РОССИИ — ОТЧИЙ ДОМ
Очерк
Худ. М. Худатов
Над Никольском звенит голос колкий,
То колкий голос Яшина звучит.
Россия состоит из тысячи Никольсков,
И потому Россия устоит.
Всего-то час лететь от Вологды до Никольска, но час становится неделей, когда кружит вьюга, кружит не уставая, не давая себе перерыва, а ЯКам закрывая путь. На третий день ожидания в аэропорту мы, «Никольские», уже знали друг друга в лицо и при встрече обменивались искусственно бодрыми улыбками: ничего, мол, дело привычное. Отчаявшиеся умчались на железнодорожный вокзал: можно поездом добраться до Великого Устюга, а оттуда — автобусом до Никольска. Итого — сутки дороги на перекладных. А тут — каждую минуту могут объявить: «Начинается посадка…», и через час — уже в Никольске. Объявить-то объявили, да только на пятый день…
Белый после снежной завирухи городок показался давно знакомым: сколько их, таких же тихих, внешне неприметных, деревянных городков уже встречалось! Засыпаны ли они снегом, утопают ли в летней зелени — всегда несут в себе какое-то спокойствие, всегда радостны их улочки, которые нельзя не обойти: ведь каждый дом — на свой лад, нет одинаковых! Вот здесь затейливая резьба на окнах, рядом, по соседству — дробь деревянных кружев, оборкой спускающихся под крышей, а вот крылечко словно из сказки.
Шесть лет назад Никольск отмечал свое двухсотлетие — непривычно шумно, многолюдно было в городе: многие никольчане приехали на юбилей из разных уголков страны. Дивились переменам: лесокомбинат стал одним из крупнейших в стране, раздвинул свои корпуса льнозавод, потянулись улицы современных многоэтажных домов — города в отличие от людей с годами только молодеют и становятся сильнее, крепче. И конечно, гордость Никольска — река Юг: и красотой мила, и незаменимая помощница в жизни — идут по Югу суда с разными грузами, вовсю кипит шумный, горячий лесосплав. Охране Юга — особое внимание: река и чистая, и рыбой богатая.
А мой путь лежал дальше — в деревню Половина. Автобус, то переваливаясь с боку на бок, то лихо выпрыгивая из колдобин, на страх и риск добрался-таки до села Аргунова — еще пятьдесят километров позади. Пятьсот километров — за час, пятьдесят — тоже за час: поистине, все смешалось в наш век! Ну а дальше выпала удача: как раз в Половину направлялся старенький, знавший лучшие времена грузовик, и Митя Селяков, веселый, черноглазый паренек, бойко крикнул: «Кому там в Половину?»
«В Половину идти — легче море перейти, половиншан любить — легче орден получить» — эта шутливая частушка не так уж далека от истины. Наш дорожный разговор был, естественно, о бездорожье («Миллионы каждый год теряем вот здесь, по пути к таким Половинам», — разгоряченно, в сердцах заметил Митя), выложены эти километры нервными клетками шоферов, а после лихого поединка с бездорожьем машине зачастую путь один — в капитальный ремонт. И, с каким-то ожесточением крутанув баранку, Митя замолчал. Как понимаете, такие разговоры не настраивают на лирический лад, хотя было от чего затихнуть, замереть душе: леса — сосны да березы — сменялись небольшими, уютными полями, на которых везде стояли стожары, солнце то пряталось в верхушках высоченных елей, то с любопытством выглядывало оттуда, и прямо перед машиной пробежал беляк, испуганно остановившись поодаль.