Припорошены снегом нарядные еловые веточки на доме Селяковых, под самой крышей: значит, дом ждет своего солдата. Точно, осенью проводили в армию Петра. Такие же веточки на доме других Селяковых — Марии Афанасьевны и Михаила Васильевича: служит на Дальнем Востоке военный моряк Владимир Селяков. «Мама, — написал он в одном из писем, — пришли фотографию нашего дома…» И снимок белооконного пятистенка срочно полетел на Дальний Восток… Провожает Половина своих сыновей на армейскую службу, наказывает: «Не подводите деревню». Не подводят: летят в Половину благодарственные письма родителям за добрую службу их сыновей. Нельзя подвести, коль такой закон у половинцев: за что бы ни взялся — делай это хорошо.
Девяносто три жителя в Половине, а сколько трудоспособных? Столько же и трудоспособных, смеются, — у нас все работники знатные. Вот, например, недавно мелиораторы сдали поле, двадцать пять гектаров. Посмотрели, изумились: не поле, а выставка камней да пней. Через неделю поле было ровненькое, хоть скатерку накрывай.
Сенокос, конечно, особое событие, два летних месяца вся деревня только им и живет. Городские специально свой отпуск планируют к сенокосу — не опоздать бы! Извлекаются из комодов старинные сарафаны с кофтами (работать в них и удобно — не жарко, ведь чистый лен, и нарядно, под стать настроению), и пошла работа с песнями, с молодым задором, с удалью незабытой. Каждая семья накашивает центнеров по двести сена, зарабатывая за эти два месяца рублей по 700–900. Тут же и ребятишки крутятся, уже во всем незаменимые помощники: и граблями ловко орудуют, и грибов насобирают, насушат, и дома за хозяйством присмотрят, сделав все не хуже взрослых.
Половинцев приходится один на восемь трудоспособных в других деревнях, а дают третью часть всей колхозной продукции. Откармливают здесь двести бычков на ферме, имеется и свиноферма, сена только для общественных нужд заготавливают за двести тонн, снабжают дровами весь колхоз, хлеб растят, сдают государству мясо, молоко, шерсть с личных подворий.
«Я надену бело платье, буду в нем красавица, пусть лентяи не подходят, пока не исправятся», — задорно выбивает каблучками черноглазая Таня Селякова. Подружка незамедлительно вторит ей: «Вересиночку колючую в руках не удержать, стал миленок отстающим, я не стала уважать». Так что воспитание здесь ведется на всех уровнях, и надо ли объяснять, отчего в Половине и впрямь не найти ленивого, отчего все здесь делается дружно, сообща, так, чтобы не стыдиться за свою работу. Если и спорить — то только умением и мастерством. Закон простой: работать так работать!
А веселье — так веселье! Хороши в Половине праздники — и общие, всенародные, и местного значения, те же проводы в армию, свадьбы, круглые даты. Обязательно готовят квас, он здесь особенный, изо ржи. Готовить его — целая наука: рожь надо и замочить, и нагреть, и точно выдержать сроки, чтобы удался квас и вкусом, и цветом. И конечно, чтобы вся деревня вдоволь его отведала. А потом и попляшут, и споют так, что из соседних деревень гости примчатся. Веселье — так веселье. И Федосья Николаевна, мать-героиня, уже бабушка семерых внучат, принарядившись в старинный костюм, раззадорившись, как и ее подруги-сверстницы, пошла отплясывать так, что половицы — на что уж крепкие — подпрыгивают. Нет, не согнулись плечи ни от работы, ни от невзгод — статная да гордая своей походкой, а весельем молодым не уступит. А то полетит песня, и голоса, подстраиваясь друг к дружке, вдруг отдадут такой затаенной печалью, что еще чуть-чуть, и, кажется, натянется душа до своей последней струнки. Нет ничего печальнее, когда о чем-то невыразимо грустном, горьком поют так, как в Половине, — с легкой, едва скользящей в уголках рта улыбкой, все понимающей и прощающей. Но тут же кто-то прикажет: а ну-ка, не горевать, бабоньки, и опять гармонист настроится на веселую дробь…
Половинцы, половинцы… Иль надо о всей деревне рассказывать, иль о каждом отдельно. Потому что каждый здесь чем-то выделяется, у каждого — свой талант. Один на гармошке играет так, что ноги хочешь не хочешь, а уже отплясывают, другой печь сложит такую, что и внуки добрым словом вспомнят, третий любую поломку устранит в тракторе, четвертый так умеет стожары ставить, что только ему и поручают. Вот Иосиф Данилович Жиганов, бравый солдат-сапер: в День Победы сияет на его праздничном пиджаке орден Славы, несколько медалей «За отвагу», а дома хранятся восемнадцать благодарностей от Верховного Главнокомандующего. Но не припомнят в Половине его рассказов о боевых подвигах, зато хорошо знают другое качество бравого солдата — безотказность. Где трудно — там Жиганов: место солдата — на передовой, а она есть и у мирного времени. Например, сложилось в колхозе трудное положение в животноводстве — Иосиф Данилович сам попросил направить его на ферму и, пока дело не пошло на лад, дневал и ночевал там. Вот друг его закадычный, Федор Николаевич Селяков, тоже фронтовик, тоже наград с лихвой. Любую работу поручи ему — сделает безукоризненно. Потому и незаметный, что все у него идет споро да ловко (это ведь плохое всегда в глаза бросается, а когда все хорошо — вроде так и положено). А вот Саша Карачев, боевой, задиристый характером тридцатипятилетний половинец. И печь сложит, и колодец срубит, и дом поставит — все умеет. Подрастают у Саши четыре сына, дочка — крепкая, настоящая крестьянская семья. Но знаменит Саша все-таки тем, что может срисовать любую картину, и тем еще, что заядлый книжник: хоть и богатая в Половине библиотека, а Саша уже по второму кругу берет книги.