Расс говорит, что ни один из детей Майло не желает быть фермером. Поэтому после него все ранчо, по-видимому, отойдет в собственность штата Калифорния.
От озера тропа тянется еще дальше вверх. Водоем находится на высоте триста метров, а ранчо, включая поросший густой растительностью склон, поднимается до шестисот шестидесяти метров. Вершина же горы Сономы выше еще на семьдесят два метра. Верхний участок ранчо был приобретен Джеком Лондоном последним. «Я купил красоту, — с гордостью писал он, — и я наслаждаюсь красотой. Она доставляет мне куда больше удовольствия, чем что-то другое». Оттуда вид на всю долину, до горизонта и противоположной гряды. Джек частенько взбирался туда с Чармиан и друзьями, нередко верхом, чтобы полюбоваться сиреневыми далями, ощутить с птичьего полета свою силу и бессилие, свою неотъемлемость и зависимость от природы.
Мы с Рассом подошли к коттеджу с другой стороны. На дороге показалась легковая машина. Мой гид представляет меня темнокожему чернобородому парню в униформе, смотрителю парка Грэгу Хейсу. На нем защитного цвета рубашка с короткими рукавами и шерифской звездой под сердцем, кольт у пояса. Расс просит не беспокоить меня, если завтра охрана встретит советского ученого одного на ранчо. Слегка смутившись, когда он узнал, что я из СССР, Грэг теперь улыбается доброй, располагающей улыбкой.
Осуществляя свою мечту прочно обосноваться на земле, в Лунной долине, пышные края которой он самозабвенно полюбил, Джек Лондон собирал свое ранчо по частям. Перед женитьбой на Чармиан, летом 1905 года, им была сделана первая покупка участка в сто тридцать акров. Через три с половиной года, после возвращения из путешествия на «Снарке», он прикупил у соседнего фермера почти такой же участок. Но жил писатель еще не здесь, они с Чармиан снимали дом в Глен-Эллене, та хижина цела. Туда мы и направляемся с Рассом.
Та хижина стоит в редком лесу, на пологом склоне, на берегу Грэм-крика. По весне ручей бушует и беспокойно бьется о берега, пытаясь перевернуть мешающие ему камни. Есть выразительная фотография: устроившись за раскладным столом у огромного валуна, Джек работает над рукописью, — это снимали здесь. Где-то теперь тот валун?!
— Джек ставил стол у ручья, — говорит Расс. — Он любил здесь писать. А дачу он снимал вон там, за забором, в апартаментах, принадлежавших в ту пору тетушке Чармиан. Апартаменты носили название «Уэйк-робин лодж» («Приют малиновки»). Ныне тем жильем владеют хозяева, которые не любят, чтобы их тревожили. А вот в этом домике он обитал вместе с Чармиан, его именуют «дом Джека». В прошлом году он был куплен Мери Гарсг, дочерью известного в Советском Союзе американского фермера из Айовы. Теперь, конечно, дом перестроен.
Я делаю несколько снимков. Расс напоминает о том, что после обеда нас ждут в городе Сономе, административном центре графства, это миль десять от Глен-Эллена. Инициативная группа местного общества «Акция за термоядерное разоружение» выступила с предложением породниться с городом Каневом — родиной Тараса Шевченко. Узнав о моем приезде, они просили рассказать о великом украинском поэте и о популярности Джека Лондона в СССР.
На втором этаже здания муниципалитета собралось человек сорок. Атмосфера приподнятая. Народ в основном взрослый. Более половины — женщины. Присутствуют три бывших мэра города. Меня разглядывают явно с интересом: не так часто бывают здесь советские люди. Весь район закрыт для граждан СССР. Даже работникам нашего консульства, что в пятидесяти милях отсюда, в Сан-Франциско, не разрешается посещать ни Глен-Эллен, ни Соному, а значит, и Мемориальный парк Лондона.
Краткое вступительное слово произносит Расс Кингман; он персона известная: автор великолепной биографии Лондона, организатор всех мероприятий, посвященных писателю. Дают слово мне. Волнуюсь. Рассказываю о том, как, зачем и почему прибыл. Немного предыстории о моей диссертации и книгах, посвященных Лондону, о стажировке в Калифорнийском университете и моем интересе к молодежным проблемам Америки. Но самое главное — об устойчивой и беспрецедентной славе Лондона в нашей стране. Тот факт, что задолго до Октябрьской революции Джек Лондон завоевал в России всеобщую любовь и уже тогда были дважды изданы многотомные собрания его сочинений, не говоря о многочисленных сборниках, никак не согласуется с расхожими утверждениями американских советологов, будто популярность художника в СССР навязана государственными издательствами, благоговеющими перед социалистическими воззрениями автора. Удивление вызывает мое сообщение о последнем, четырехтомном издании произведений знаменитого сына Калифорнии тиражом в три миллиона в обмен на макулатуру, то есть дефицитном, несмотря на колоссальный тираж.