Он опустил ствол, направил его прямо в живот Фрэйтага и положил согнутый палец на спуск. Мотор лебедки яростно затарахтел, задрожал и зафыркал, но и теперь никто из команды не наклонился, чтобы высвободить костыль.
Тело Фрэйтага налилось тяжестью, когда он сделал первый шаг, и, как будто освободившись от блокировки, механически переступая, он пошел прямо на Эдди, за спиной у которого, полностью им прикрытый, Ретгорн выключил мотор, — слегка хрипнув, мотор остановился.
И тут, словно тесины в водном потоке, связанные общей цепью, двинулись остальные и пошли вслед за Фрэйтагом, так же механически и тяжело переставляя ноги: скорее не по своей воле, а подчинившись какой-то неосознанной силе, которая заставляла их делать то же самое, что делает капитан, и, увидев надвигающуюся на него команду, Эдди на какую-то секунду растерялся и оглянулся на доктора Каспари, точно пловец, который во внезапном ужасе поворачивает голову и смотрит на берег. Доктор Каспари улыбнулся ему и кивнул головой.
— Осторожно! — крикнул Ретгорн.
Фрэйтаг продолжал надвигаться, ища встречи со взглядом Эдди, который направил ствол прямо на него, и он нашел его взгляд, принял его на себя, и в нем он увидел бдительность и полную готовность.
— Дальше ни шагу! — неожиданно сказал Эдди и добавил уже тише: — Дальше ни шагу!
Все оцепенели; замешкавшись, один только Фрэйтаг продолжал двигаться на него. Теперь он уже шел упорно, короткими, медленно размеренными шагами, как если бы уже чувствовал сопротивление отливающего голубоватым блеском автоматного ствола, который он ощущал как какую-нибудь обычную палку, готовую упереться ему в живот. Он непременно хотел ощутить это прикосновение физически — и вот, когда он услышал предупреждающий окрик и все равно продолжал идти, и, когда Эдди выстрелил, сделав один-единственный выстрел, прозвучавший так, как если бы одна доска стукнула о другую, сухо и почти неправдоподобно, ему на секунду показалось, что в него вошло острие палки, сопротивление которой он ощутил. Он запрокинул руки над головой и потом прижал их к телу, лицо его исказилось, тело переломилось, и потом он беззвучно обернулся, упал на колени и оттолкнулся руками, и, прежде чем руки его ослабли и безвольно упали, Фред вытащил из кармана свайку: он уже не смотрел на отца, он замахнулся и сделал всего лишь полшага, чтобы достать до Эдди, который приспустил ствол и все еще держал его направленным на Фрэйтага.
Фред ударил острием свайки в спину Эдди не изо всей силы, но был испуган и удивлен тем, как глубоко вошел в спину шипообразный инструмент; Фред был настолько испуган этим, что выпустил свайку из рук и отскочил назад и увидел, как Эдди пошатнулся, — так это делают в кино те, у кого из спины торчит оперенный конец стрелы, — и, прежде чем Филиппи вырвал автомат у него из рук, Эдди свалился на пол и закрыл оружие своим телом.
— Следи за вторым! — крикнул Золтоу, но Гомберт уже оказался рядом с доктором Каспари. Он схватил его за кисть и завернул руку за спину, так что доктор Каспари застонал.
— Теперь у нас на очереди ты, — сказал Гомберт.
— Я это уже вижу, — сказал доктор Каспари. — Вам нет необходимости заставлять меня чувствовать это.
— Теперь ты получишь свое.
В то время как он заталкивал доктора Каспари в кают-компанию, а Золтоу и Филиппи, подняв Эдди, несли его туда же, Фред и кок опустились на колени перед Фрэйтагом. Триттель отвязал свой фартук, свернул его и подсунул капитану под голову. Повыше пояса Фред увидел пятно крови, оно расходилось по ткани рубашки, и Фреду вспомнились чернила, которые впитываются промокательной бумагой.
— Капитан!.. — кричал Триттель. — Господин капитан!..
Все, кроме Филиппи, возвратились из кают-компании и окружили Фрэйтага; Ретгорн тоже вышел из-за лебедки, и все так и стояли, пока Гомберт не сказал:
— Я отнесу его в рубку.
Он поднял Фрэйтага, отнес его вниз, по пути не передохнув ни разу. Когда они проходили по бакборту, Золтоу крикнул:
— Лодка! Идет прямо к нам!..
— Она может тут же взять его на берег, — сказал Ретгорн.
— А ты помолчи, — сказал Гомберт. — Чтобы я от тебя больше ни слова не слышал!
Он осторожно опустил Фрэйтага на койку, Триттель опять подложил свой фартук, и Фред опустился перед своим отцом на колени и поглядел в его лицо, которое было в напряжении, как если бы выражало безмолвный протест. Рука Фрэйтага дрогнула, он попытался поднять ее, прижать к телу, которое внутри ожгло огнем.
— Фред?.. — спросил он, и еще: — Неужели мы плывем, Фред?
— Нет, отец, — отвечал сын.
— Все в порядке?