— Что вы сделали потом? — воскликнул я, пораженный.
— Я?.. Ничего не сделал, — спокойно сказал Шрайбер. — Лезо поведал мне, как он пытал это бедное животное… Судьба — Немезида — дайте ей имя, какое вам нравится, — идет странной дорогой… Я печально смотрел на орангутанга, а он отступал под моим взглядом, плакал и уходил все дальше и дальше в джунгли. Он оборачивался несколько раз, пока его совсем не поглотили заросли. Где-то там, — натуралист махнул рукой в сторону черно-голубого леса, — до сих пор бродит орангутанг, весь во власти трагедии, навязанной ему человеком…
Ночь безмолвствовала.
Борис Наконечный
ДОБЫТЬ СОБОЛЯ
Рассказ
Художник И. Гансовская
— …Он-то уже не способный на дело. Маленько щенят учил, да, видно, конец теперь. Дохаживает!.. Доплелся бы хоть в деревню.
Иван снял с деревянного крюка котел, который висел над костром у самой двери, вылил болтушку в корыто, вырубленное кое-как из ствола осины, нагреб туда снега, таким нехитрым способом остужая корм, оперся на посох. Лайки, конечно, сидели полукругом, облизывались, но приступить не смели; тайком от хозяина кое-кто поднимал губу и показывал клыки. Из тьмы, в круг пляски теней и света, медленно вошел старый пес, одетый в косматую «глухую» шубу, лапы у него были очень широкие, как у росомахи, он начал лакать нехотя и съел очень мало. Мы вошли в избушку.
— …Каков, а? Князь, старый князь! Куда твое дело — король! А видишь — уже и ест еле-еле… Этот лохматый, — продолжал Иван, — был самый что ни на есть добрый пес. Во-первых, нарту таскал: одного запряжешь — тянет сзади по лыжне потихоньку, в метровый снег ползет за мной, а отстал — не сдаст и не взвоет. Ну, второе дело — соболей гонял. Даром что снег за шерсть цепляется и льдом обмерзает: пес пыхтит, да бегает; я-то его смолоду убить хотел, как увидел, что ость длинная отросла и мохнатый он стал.
«А куда уж ему, — так себе думаю, — за соболями убиваться, давай-ка его нарту таскать определю». Сделал алык маленький, вместо бечевы — цепочка, чтоб не перегрыз, к цепочке старый валенок привязал — вот щенок с четырех месяцев валенок и таскал, ел и спал с ним. Бывало, на улице в заборе застрянет — посидит, тявкнет раз-другой, помолчит, потом еще тявкнет, пока прохожий мужик или баба не отцепят. Ругают его: «Что, парень, попался, говоришь, впредь не застревай, не освободим!» — И он опять побежал со своей обузой и со щенятами играет.
Вот так пес и определился к делу: на промысле я по тропе иду, а он сзади груз от избушки к избушке тащит, а другие, добрые мои лайки, вольно бегают, белкуют. Надо — я его на лыжне привязал к лесине и на лай пошел или по соболиному следу, а уж и ночь застает — несколько раз так было, что сутки-двое Лохматый ждет меня там, где его оставил, потом прихожу. «Привет, — говорю. — Что-то ты застрял, дорогой, это тебе не валенок со щенятами таскать, торопиться надо; айда, — говорю, — есть в избушку, ну-ка отцепляй!» Парень-то он не гордый, хвостом повиливает, не сердится, что одного среди тайги бросаю, тянет бремя свое, только охот-ничья-то кровь сказывается. Один раз, помню, мял я лыжню — слышу: «Бав!.. Бав!» — поворачиваюсь, бат-тюшки! Лохматый с лыжни съехал — и по тайге, по тайге нарту прет, под лесиной остановился, подхожу — белка!
Ну дальше — дела больше. Как-то мы с ним бредем (а добрые мои собаки за сохатым подались — уже сутки в бегах), вдруг вижу поперек лыжни след соболиный, нестарый. Я перешел его нарочно: «Дай, — думаю, — узнаю, что Лохматый делать будет». Оглядываюсь, а пес уже с нартой поворачивает и по следу ползет, раз за разом в ямки следов нос окунает. Догнал я его, выпряг из нарты. «Ну-ка, парень, — говорю, — покажи, на что способен!» Он и порысил по следочку.
Кружили, кружили за зверьком по тайге, и вот смотрю: впереди зад мохнатый из земли торчит. Зарылся пес мой в землю, гребет, вылез задом, башку кверху поднял. «Бав!» — гавкнул в белый свет и опять в землю ушел, потом опять вылазит: «Бав!» — ну и снова рыть. Я подошел. «Врешь ты небось!» — говорю и круг дал — посмотреть, здесь ли соболь; только вижу: есть (следов натоптано много, снег долго не падал, а потом немного мяконько выпало пухлячка) — тропочки и выход из жилища, но другой вроде зверек выходил. Показывают следы, что вроде два соболя в одном жилище: один вышел, а другой пришел. Добывать зверька — место тяжелое, пень старый с корнягами, там пустоты под землей да камни — очень большая площадь. Ну, обметал я место сетью, лесники лишние срубил, как положено колокольцы на обмет повесил, лыжами стоптал все, чтоб Лохматому (когда соболек из земли выскочит) бежать легче было, давай копать и сам.