Не спешить, наладить дыхание!
…Солнце поднялось и растопило туман. Трава обсохла, стала жесткой, неподатливой. Коса входит в зеленую чащу туго, с сухим, лучинным треском. Шабаш, стало быть! Мы идем домой. Девушки затягивают песню.
Здоровая усталость, бодрящий голод… Сладостное видение кислого молока с творогом, ломтя черного хлеба… Оно не мешает петь. Напротив, что-то рождает песню. Что? Интимный, словно кожей сердца, контакт с природой, воздух, настоенный на травах, распирающий грудь… И еще палочка невидимого дирижера… То ритм работы, еще не утихший.
Ай, нехорошо! — скажет читатель. Не стыдно ли прославлять ручной труд! Боже упаси, я желаю всяческих успехов трактористам, комбайнерам, здоровья машинам и их водителям! Но достойно сожаления, с каким энтузиазмом, можно сказать, с вожделением мы избавляем себя от малейшего физического усилия, с каким наслаждением срастаемся с лифтом, даже живя на втором этаже. Как жадно плюхаемся на освободившееся место в трамвае или метро и спешим усадить десятилетнее чадо. Ах, трудно ему стоять!
Доколе же можно баловать себя механическими помощниками, презирая собственную мускулатуру, не ища радости от собственного крепкого тела!
Что же, кстати, дала мне коса? Тяжелое одурение;, навалившееся в ходе дикой автогонки по Бретани, выветрилось совершенно. Но этого я не сказал Жосленам.
Вонючая садовая косилка, вконец посрамленная, задвинута в гараж. Лоран и Жюли убедились — косой легче, приятйее, чище. Сами стали брать уроки. Явился, любопытствуя, «адмирал», помахал косой, воткнул острие в землю, к счастью не сломав. За оградой стали возникать зрители. Я чувствовал себя атлетом на Олимпиаде, добывающим золотой кубок.
— Франжон тоже купил косу, — сообщила Жюли за обедом. — И Пелисье…
Дачники, захваченные нашим примером… Что ни день, я слышал новое имя.
— Молодцы! — хвалил я. — Огромное удовольствие.
Аппетит косаря помогал мне уписывать даже усиленные порции «фруктов» моря. Кажется, я съел бы и лягушку.
— Прямой расчет, — уточнила Жюли. — Люди прикинули амортизацию косилки, стоимость бензина. Она знаете как лезет вверх! Сумасшедше!
«Адмирал» с супругой тоже решили овладеть косой. Не из экономии, конечно. Нашли, что это модно, вполне в стиле «ретро». Мадам сбросит немного жира.
Чего доброго, престижней станет коса. Начнется оздоровительное движение косарей среди дачников — ибо французский крестьянин небольшого достатка косит вручную, как его дед и прадед.
— Господская забава, — скажет он, глядя на нас.
— Мы приглашены к Мадекам, — сказала Жюли.
Я уже слышал это имя. Когда-то давно, лет около двадцати назад, Жюли проводила в Бретани каникулы. Попалось объявление в газете: «Требуется репетитор по-английскому для двух дочерей». Студентка, нуждавшаяся в заработке, тотчас ухватилась. Велосипед, взятый напрокат, пригодился — домчалась вовремя. Завязалась дружба с бретонской семьей.
— Анна и Мария… Увидите, Владимир, будет интересно.
Уф, опять в машину! Правда, ненадолго, Жюли обещала доставить за полчаса.
«Прежде люди чаще навещали друг друга», — вспоминаю я. Кто это сказал? Пьер Жакез, мой далекий друг.
«Сельская местность была расчерчена сплетением тропинок, которые вели от одной фермы к другой, забирались на косогоры, огибали топи. По этим дорожкам часто шагали целые семьи, гуськом. Теперь тропинки исчезли, заросли кустарником и крапивой. Однажды я пролетал над нашим краем в клубном самолете, на бреющем, — пути, протоптанные поколениями, вдруг обозначились внизу, чему я немало удивился. Только с воздуха… Иначе густую сетку тропинок уже не различить».
Он прав, я не вижу их. Лишь асфальтовая река течет под колеса.
Чего я жду от поездки? Настоящий бретонский дом, сказала Жюли. Со шкафом-кроватью? Это сооружение я видел только в музее. Нечто вроде музея — семейного, унизанного пожелтевшими фотографиями, — и рисуется мне сейчас. Пьер Жакез разжег во мне этнографа. Кружевные наколки, таинственный знак «трискел» над камином…
А для дочерей — репетитор по-английскому. Диковинная блажь по тем временам…
— Вы правы, — сказала Жюли. — Тогда редко кто из сельчан шел дальше начальной школы. Сестры занимались прилежно.
Мастер на все руки — примерно так Жюли определила отца. Завел мастерскую, чинил и строил мелкие суда, а кроме того, выращивал с помощью жены и девочек разные, невиданные в Бретани овощи на своем огороде, варил особую, по собственному рецепту, медовуху, готовил лекарство из водорослей, одобренное местным врачом. Немножко чудак, пожалуй, но чудак со сметкой — ему все удавалось.