Выбрать главу

Элегантность гессенской столицы неоспорима, и все же предыдущие красоты немецкого Рейна не идут в сравнение с последующими. Собственно говоря, тот Рейн, воспетый великими немецкими поэтами и музыкантами, — это отрезок реки между Майнцем и Бонном. Не случайно именно ему посвятил свой первый путеводитель Карл Бэдекер, чья фамилия стала синонимом обстоятельного туристического справочника.

Мягкие ландшафты Швабии и Пфальца — позади, Рейн все настойчивее и мощнее ввинчивается в неширокие и извилистые проемы меж скалистых обрывов, к которым почти отвесно прилепились прямоугольные заплатки виноградников, а на самом верху непременно видны каменные клыки древних замков. Это уже не те изящные дворцы в стиле-барокко, окруженные огромными прохладными парками, что лежали на низких берегах Рейна раньше; сейчас над рекой замки — «бурги», мрачные, неприступною крепости. Бург-Рейнштейн, Хеймбург, Бург-Зоонек, Бург-Шталек, Бург-Рейнфельс — им несть числа. Их башни, прорезанные узкими бойницами, схожи с рыцарскими шлемами, а мощные стены — словно щиты, и даже руины таких твердынь напоминают поверженных рыцарей. Впрочем, к каждому такому замку, подробно описанному в путеводителе, ведет отличная дорога с абсолютно четкими указателями, удобной парковкой для машин и уютным кафе-«гастштетте», откуда открывается великолепный обзор рейнских ущелий.

На одной из надрейнских скал, близ местечка Санкт-Гоар, древнего замка нет, но известна она во всем мире больше остальных замков, вместе взятых. Достаточно напомнить лишь первые строки стихотворения Гейне: «Не знаю, что значит такое, что скорбью я смущен. Давно не дает покоя мне сказка старых времен», чтобы вызвать в памяти имя Лорелеи. Но, как нередко бывает в жизни, легенда и действительность существуют сами по себе. Спору нет, вид со статридцатиметровой скалы Лорелеи на бурую медвежью спину Рейна, в шерсти которой застряли щепочки-баржи, — незабываем. Но пыльная, истоптанная тысячами подошв смотровая площадка, заваленная горами стаканчиков из-под мороженого, пустыми коробочками от фотопленки, конфетными бумажками, не располагает к дальнейшему цитированию Гейне.

Убыстрив свой бег в теснинах близ Санкт-Гоара и Бад-Зальцига, река делается несколько спокойнее, достигнув «Дойчес-Эк» («Немецкого угла») — остроконечного выступа, образованного впадением Мозеля в Рейн. Здесь стоит город Кобленц, главной достопримечательностью которого западногерманские путеводители провозглашают не красоту встречи двух рек, не сказочные замки на окрестных горах и даже не праздник «Рейн в огне», когда вторую субботу августа поздним вечером река и скалы вокруг нее словно горят в пламени прожекторов и гигантских бенгальских свечей. Нет, туриста упорно ведут к помпезному и тяжелому тевтонскому мемориалу на «Немецком углу», где до весны 1945 года высилась мрачная конная статуя кайзера Вильгельма. Взрывом авиабомбы императора разнесло в куски и швырнуло в Рейн. Но ревнители «Великой Германии» не утихомирились и, облепив мемориал гербами «утраченных немецких земель и городов на Востоке», превратили его в символ реваншизма.

Приговоры истории не только справедливы, но подчас и ироничны: каждую весну и осень, когда Рейн и Мозель особенно бурно разливаются, наводнение по самую макушку заливает реваншистский мемориал.

Стоит сказать, что эти регулярные потопы на Рейне, как, впрочем, и на Мозеле, — зрелище весьма грозное. А последствия наводнений нередко бывают попросту катастрофическими: река, налитая вровень с краями, все убыстряет свой бег; баррикады из мешков с песком, выстроенные на низких набережных, лишь до поры до времени сдерживают звериный напор пенящейся воды; завывают пожарные машины, старающиеся своими помпами осушать подвалы и первые этажи домов с их магазинчиками, кафе, парикмахерскими; будто сошедшие со страниц сказок братьев Гримм маленькие городки Кохем, Бад-Хоннеф, Кенигсвинтер словно покачиваются на мутной, взбесившейся реке, бессильно дожидаясь, когда пойдет на убыль наводнение и опять придется подсчитывать многотысячные убытки…