Эти стихийные бедствия не минуют и Бонн, превратившийся в 1949 году из провинциального городка курортников и рантье в столицу ФРГ. «Бундесдорф» (Федеральная деревня) — так рейнские остряки именуют федеральную столицу, сохранившую несомненные и сейчас черты патриархальности, — возвещает о своем приближении справа по борту теплохода Семигорьем. Эта цепь из семи гор является самым старым на немецкой земле природным заповедником; самая высокая из гор — Левенбург, самая красивая — Драхенфельс (Скала Дракона) с руинами одноименного замка.
Семигорье с одной стороны и горный кряж Венусберг — с другой — словно ванна для Рейна, который наполняет эту впадину своими испарениями, заставляя погоду меняться по многу раз на дню. В начале нашего столетия эти особенности боннского климата даже использовались для предварительной акклиматизации немецких солдат перед их отправкой на службу в африканские колонии Германии.
Узкой полосой вытянулся Бонн по левому берегу реки; с птичьего полета это даже не полоса, а три скопления зданий и парков, соединенные автомагистралью. Первый район (если плыть с юга по Рейну) — курорт Бад-Годесберг, в шестидесятые годы вошедший в состав западногерманской столицы. Правда, особых изменений от этого приобщения к «высокой политике» он не претерпел, разве что стал резиденцией многих иностранных представительств, в том числе и посольства СССР, да предоставил свой небольшой дворец Редут для официальных приемов. Бад-Годесберг сохранил игрушечные улочки с такими же вокзалом и театром, патриархальный рынок, где овощи и фрукты продаются самими рейнскими крестьянами — приветливыми, добродушными и совестливыми, столь непохожими на перекупщиков-оптовиков центрального боннского рынка, по общему мнению наглецов и обманщиков.
Автомагистраль от Бад-Годесберга к собственно Бонну пересекает правительственный квартал, где роскошные старинные здания (вилла «Хаммершмидт» — резиденция президента ФРГ, дворец Шаумбург, где дает приемы федеральный канцлер) соседствуют с геометрией современной архитектуры вроде темно-коричневого, припавшего к земле здания — ведомства федерального канцлера (здешними злословами оно за свой вид зовется «крематорием») или небоскреба, где размещены рабочие помещения депутатов западно-германского парламента. Сам же бундестаг с его залом для заседаний и многочисленными служебными помещениями втиснут в здание бывшей Педагогической академии, сооруженной в середине тридцатых годов и кое-как перестроенной в 1949-м. И это не случайно: те, кто не желает признавать послевоенные реальности в Европе, факт существования двух германских государств — социалистической ГДР и капиталистической ФРГ, пытается с помощью столь непрезентабельного жилья для бундестага подчеркнуть «временный характер» западногерманской столицы…
Третья часть города, та, что получила свое имя от лагеря римских легионеров («Кастра Бонненсиа»), хранит традиционные черты старинного немецкого города с непременными ратушей и рыночной площадью, с обязательным дворцом в стиле барокко, где размещен университет, студентом которого был Карл Маркс, а также с древним городским ядром, где фахверковые домики (белая штукатурка стен в переплете потемневших деревянных балок) столь тесно лепятся друг к другу, что кажется, будто их остроконечные крыши делаются оттого еще острее. У входа в один из таких домов — мемориальная доска с надписью: «Здесь в 1770 году родился Людвиг ван Бетховен». Рассохшиеся, скрипучие половицы и ступеньки, колючие готические строки документов в стеклянных витринах, маленький клавесин, клавиры, слуховые трубки, похожие на пастушеские рожки (вспомним, что к концу жизни Бетховен оглох), посмертная гипсовая маска… Музей влачит, как указывает пресса, довольно скудное существование, рассчитывая лишь на энтузиазм любителей музыки великого композитора и редкие даяния меценатов. Не потому ли печален и сам бронзовый Бетховен, стоящий неподалеку, на площади Мюнстерплац? Впрочем, во время нередких здесь массовых манифестаций он словно оживляется, особенно когда получает в руки от боннских студентов плакат, скажем, с такими словами: «Больше ассигнований на просвещение, на университеты и меньше на вооружение!»
Продолжим наш путь. Постепенно складки окрестного ландшафта выравниваются, и на плоском берегу реки вырастает нечто схожее с гигантским копьем-двузубцем. Прославленный готический собор Кельна — такой же неотъемлемый символ этого города, как и лондонский Биг-Бен, и парижская Эйфелева башня. Собор буквально зажат между огромным железнодорожным вокзалом и домами городского центра, но он столь грандиозен (высота башен — сто пятьдесят восемь метров), столь строен и пропорционален, что окружающие здания не умаляют его роста; так же поразительно и стилевое единство всех составных частей этого уникального строения, сооружавшегося в общей сложности шестьсот тридцать два года (окончательно строительство закончилось чуть более ста лет назад).