Выбрать главу

— Это было совсем в другом районе, — урезонивает Будкина Гриша. — Наш поморник — честный малый. К тому же отличный семьянин. Политически грамотен. Морально устойчив. Брак у него, правда, повторный, но все, кому надо, об этом осведомлены, и это не является препятствием для того, чтобы находиться в Антарктиде.

— Вызубрил, — улыбается Будкин. — Небось свою биографию нам рассказываешь?

— Не биографию, а характеристику. А что, она у тебя другая?..

Сразу после завтрака выступаем в маршрут. Все всемером. Будкин на крышу вездехода лезет. Я с ребятами в кузов. Но не проходит и пяти минут, как Будкин барабанит сверху, к нам просится. Михалыч по этому поводу замечает, что Будкин без меня соскучился. Зря это он. Просто, когда вездеход идет по валунам, где ухаб на ухабе, наверху сидеть, как на холке быка. Ну и внутри, конечно, не слишком большое удовольствие, зато безопасно.

Первый маршрут Михалыч проложил с восточной стороны массива, где склон горы почти сплошь покрыт ледниковыми отложениями. Пошел мне навстречу. Геологов прежде всего коренные породы интересуют, морена им чаще всего помеха. Но Михалыч — недаром университет кончил — понимает: где-где, а в стране льда к работе ледников присмотреться не вредно. Вот, к примеру, глыбы песчаников в морене попадаются, осадочные породы сравнительно молодого возраста. Откуда они? Окружающие скалы сложены исключительно гранито-гнейсами, породами древнего кристаллического фундамента. Таким образом, валуны морены рассказывают не только о том, что лежит на поверхности, но и о том, что скрыто подо льдом. Теперь, чтобы определить, где залегают осадочные породы, надо представить себе, какое путешествие проделали глыбы песчаников в леднике в качестве своего рода транзитных пассажиров. Восстановишь направление движения валунов, определишь пройденное ими расстояние, и на карте не только появится новый контур, но и существенно обогатится представление о геологическом развитии всей территории.

Михалыч отлично понимает важность ледниковой геологии, сам вкус к ней имеет, потому и проложил первый маршрут по морене. И погода смилостивилась, пошла на поправку, редеет облачность над горами.

А вот Будкина злит сегодняшний маршрут. Лбом он стукнулся о металлическую стойку в кузове, едва искру не вышиб.

— Еще пара таких поездок, и вездеходу хана, — это Гриша крикнул мне в ухо.

Да, ездить по морене трудно и утомительно. Это не то, что по снежку катить, весело, с ветерком. Тут Ивану то'И дело скорости приходится переключать. Кашляет двигатель, фырчит двигатель, фырчит от натуги.

Я все пытаюсь наблюдать за окрестностями. Две щели только впереди под потолком в кузове: то облака в них танцуют, то склон горы ходуном ходит. Голова моя то и дело о крышу деревянную бьется. Хорошо, хоть не о стойку железную, как у Будкина. Уж какие тут наблюдения, скорей бы на волю из этой душегубки вырваться, а то час-другой такой езды, укачает, как в шторм.

Вездеход, рыча, преодолел затяжной подъем, выбрался на узкий снежник, вытянутый вдоль моренной гряды. Я постучал в стенку кабины, давая знать Михалычу, что меня можно выпускать. Мы были как раз в центральной части склона. Отсюда я решил начать свой первый маршрут. Ребятам дальше катить на юго-запад, где высятся скальные уступы, мне же на морене одному работать, как обычно. «Одинокий бизон» — так еще в прошлой экспедиции меня прозвали.

…Шум вездехода затихал. И взамен тесного, подслеповатого мирка внутри раскачивающегося кузова великий простор разверзся надо мной. Такая бездна пространства — дух захватывало. Гигантская долина ледника Ламберта лежала прямо перед глазами. Солнечные лучи мощными потоками били сквозь просветы облаков, ярко высвечивая отдельные участки. Даль мерцала и переливалась. Рябила серебряными, голубыми, чуть желтоватыми тонами.

Далеко, за десятки километров, на противоположном борту гигантского ледяного потока темнели скалы уступа Моусона, горной цепи, названной в честь известного австралийского полярника.

Многие названия на карте шестого континента — дань уважения ее первоисследователям. Дуглас Моусон начинал в Антарктиде вместе со знаменитым Робертом Скоттом. Но пережил его почти на полвека. В 1958 году мне, тогда участнику 3-й Антарктической экспедиции, посчастливилось увидеть его в австралийском порту Аделаида. Невзирая на болезнь и преклонный возраст, он пришел встретить дизель-электроход «Обь». Видно, и под старость находился он в плену «белого магнита», как часто называют Антарктиду. У меня сохранилась фотография старого полярника: худой, высокий, он внимательно глядит на наше судно, которое пришло оттуда, и словно прощается с уже навсегда недоступным для него континентом. Вскоре, еще на пути домой, догнало нас известие о его смерти. Дуглас Моусон был из славной когорты тех, кто прокладывал первые маршруты по белому континенту. Мне повезло, что в свои тогдашние 23 года я увидел его и запомнил. Ведь именно в это время, до тридцати, особенно важно встречать побольше настоящих людей. И может быть, именно эта случайная встреча была той каплей, благодаря которой я оказался пленником белого континента.