Оперировать событиями в масштабах миллионов лет — все равно что решать уравнения со многими неизвестными. И тут неизбежны различные взгляды, подходы, противоречивые концепции. Многие вершины в горах Принса-Чарльза имеют сглаженный выровненный характер. Уступ Моусона, например, выглядит как расчлененное столообразное плато, да и на горе Мередит есть прекрасно выраженные выровненные площадки.
Когда такие выровненные поверхности встречаются внизу, под чехлом ледниковых осадков, большинство исследователей без колебаний утверждают, что они выработаны ледником. Это кажется само собой разумеющимся фактом, ведь лед может действовать на породы как бульдозер. А если помножить это действие на время, на миллионы лет существования ледникового периода, то рельефообразующая роль ледников будет выглядеть грандиозной. То, что лед действительно производит могучую работу, можно судить хотя бы по вчерашнему маршруту — весь восточный склон горы Мередит засыпан грудами обломков: все эти миллиарды камней принесены ледником! Нет ничего удивительного, что на основе первого знакомства с рельефом гор сразу же задумываешься: не ледник ли придал многим вершинам выровненные очертания? В прошлой экспедиции, наблюдая горы с самолета, я думал именно так, пока мне не удалось посетить некоторые вершины. Если над этими формами трудился лед, должны были остаться следы его деятельности — ледниковые штрихи, шрамы, ледниковые валуны… Ничего этого не было. Развалы остроугольных глыб, формы выветривания на камнях, местами канавки морозобойных трещин… и только.
Составляя первую гляциогеоморфологическую карту района, из которой стало бы ясным происхождение основных форм рельефа, я отнес участки плоских вершин к древним доледниковым поверхностям выравнивания. Такого рода формы встречаются на разных материках, к примеру, широко распространены они у нас в горах Средней Азии. Это так называемые сырты — равнины, вознесенные на высоты в три-четыре километра в результате тектонических движений. Их происхождение никак не связано с деятельностью ледников.
И все же я не переставал сомневаться: вдруг упустил я что-либо в тех давних поспешных маршрутах. Ведь на работу в такого рода труднодоступных точках отводилось совсем мало времени. Мог просмотреть я следы ледниковой обработки на вершинах. Порой совсем не просто их обнаружить. Случалось, даже там, где в прошлом заведомо находился ледник, не удавалось найти признаков его воздействия на каменное ложе. За примерами далеко ходить не надо — в районе озера Бивер, в нескольких десятках километров от базы Союз, прямо по соседству с могучим ледником Ламберта, есть такие участки. Почему не сохранились там следы ледникового воздействия: уничтожило ли их время, или ледник вел себя в этих местах совершенно необычным образом — оставалось загадкой. Словом, нельзя было пренебрегать возможностью оказаться на вершине.
..Полтора часа тряслись мы в вездеходе. Занять место на крыше желающих не нашлось. Правда, на этот раз дорога оказалась сравнительно мягкой, проходила большей частью по льду и навеянным снежникам, которых великое множество в котловине, отделяющей наш массив от расположенной к западу горы Ланьен. По этим снежникам мы и вскарабкались почти на самую вершину.
Наконец вездеход остановился, мы выбрались на свободу, и глазам предстала унылая равнина, почти целиком занесенная снегом. Тут разгуливал пронизывающий ветер. Из-под снега кое-где торчали каменные столбики, плоские плиты растрескавшихся кристаллических сланцев, словно по чьей-то причуде поставленные «на попа», не лежалось им на боку, «Вертикально поставленные камни» — характерная черта каменистых полярных пустынь, где царствуют мерзлотные процессы.
Некоторые выступающие из-под снега глыбы полуразрушены. Выветривание придало им причудливые очертания. Даже Будкин, который не отличается вроде бы особой впечатлительностью, обнаружил среди каменных развалов слона, носорога и парочку крокодилов. Но все эти «скульптуры» образовались из местных пород, и на поверхности их никаких следов ледниковой обработки. Глыбы испо-кон веков находились здесь, и разрушение их под действием неумолимого времени протекало тут же. В отличие от ледниковых валунов — «великих путешественников» — эти камни своего рода сидни, лежебоки.
Мы прошли около километра по этой однообразной поверхности, пока не выбрались на край плато, к обрывистому склону массива Мередит. Грандиозная панорама, открывшаяся взгляду, подняла наше настроение. И ветер уже не казался таким неприятным. Я смотрел вниз, туда, где проходил мой вчерашний маршрут. Все было как на ладони. Я даже достал аэрофотоснимок и пометил на нем некоторые ускользнувшие в первом маршруте детали. Граница между моренами «кофе» и «какао» просматривалась отсюда необыкновенно отчетливо, подтверждая вчерашние наблюдения. Я видел, где еще обязательно нужно побывать, откуда отобрать пробы. Словно с птичьего полета осматривал я арену предстоящих исследований. Уже для одного этого стоило совершить маршрут на вершину.