Виды лесные и водные, горные и тундровые, обитатели скал, песков, сапропеля — все они с полной неожиданностью для себя встретились на северных болотах. Можно ли вообразить более представительное вече растений? Тут есть посланники почти всех континентов Земли; тут мы видим растения, связанные с диаметрально противоположными средами обитания — от высокогорий до озерного дна.
И вот северное болото — пусть без особого хлебосольства — приняло их всех. Можно ли отказать его характеру в широте? Перед нами уникальнейший и удивительнейший растительный комплекс. Ибо главное тут — сборность, агрегация.
Природа поставила на болоте захватывающе интересный эксперимент. Разные растения она объединила общей задачей: освоить самую необычную на планете среду обитания — сфагновый покров. Для этой цели она призвала изгоев, париев. Можно ли опираться на слабых и отверженных? Оказывается, можно. В новых условиях часто побеждает не сильнейший, а слабейший. И этим утверждает себя, наращивая жизненную мощь.
У болотных растений есть одна общая черта: это их противоречивая дружба-вражда со сфагнумом. Ведь надо все время противостоять его нарастанию! Сфагнум дает приют растениям — и в то же время стремится изгнать их. Поэтому жизнь болотных трав и кустарничков полна напряженности. Они всегда обременены заботой, которой нет у других растений.
Эта общая забота объединяет их. Не успеешь, зазеваешься — и сфагнум поглотит тебя. Тут не до междоусобиц. Ибо внутренние споры и распри отвлекали бы внимание от главной опасности. Не случайно на болоте собрались растения, у которых нет особых амбиций. Это качество оказывается здесь воистину бесценным.
Быть может, болото дает нам самый красивый пример мирного сожительства растений. Но важно помнить: этот мир поддерживается благодаря объединенной войне со сфагнумом. Так что обстановка на болоте далеко не идиллическая.
Что же все-таки определяет жизнь болота — гармония или дисгармония? Этот вопрос далеко не безразличен для нашего эстетического сознания. Вероятно, здесь не может быть однозначного ответа. Болото противоречиво. И противоречия эти часто разрешаются так, что на болоте все же воцаряется гармония. Причем воцаряется надолго — иногда на тысячелетия. Однако это предельно динамичная, внутренне напряженная гармония.
Посмотрим на болото глазами художника. Нет ли эклектизма в сборном характере его флоры? Уж очень неожиданны, очень смелы эти сочетания форм, красок. Позволим себе такую игровую параллель: что-то в болоте есть от эстетики авангардизма. Этот экспериментаторский дух, эта ломка привычных канонов…
А в результате — гармония. Только гармония странная, парадоксальная. Надо привыкнуть, адаптироваться к ней. И тогда станет ясно: в понимании красоты мы поднялись на новую ступень.
Эстетика утверждает: гармония тем глубже и содержательнее, чем более велики различия между явлениями, нашедшими согласие в ней. Гармония рождается из противоположностей! Разнообразие, разнородность: вот что благоприятствует рождению гармонии.
И разве болото с его сборной флорой не создает условий для этого? Здесь согласуется несогласуемое, сближается не-сближаемое. Но без всякой эклектики! Ибо перед нами — гармония.
Гармония — подлинная.
Гармония — диалектическая.
Харви Арден
«СТРАНА РЕЗИНОВОГО ВРЕМЕНИ»
Очерк
Перевод с английского В. Усова
Суматра научила меня многому. Но самым полезным, пожалуй, было то, что я до конца понял и прочувствовал одно незаменимое в повседневном обиходе понятие — «ям карет» — «резиновое время». Никакого отношения к каучуковым деревьям оно не имеет, хотя в Индонезии их более чем достаточно. Свыкнуться с «резиновым временем» — значит научиться смиренной покорности и не расстраиваться из-за мелких неприятностей, которые каждый день преподносит жизнь.
Впервые я столкнулся с этим, тогда еще загадочным для меня выражением, когда отправился поездом из Телукбетунга, порта на южном побережье Суматры, в Палембанг. По расписанию мы должны были прибыть туда через девять часов. Однако уже вскоре после отправления стало ясно, что на это нечего и рассчитывать. Наш состав едва тащился по абсолютно ровной лесистой местности, причем паровоз пыхтел так натужно, словно преодолевал крутые подъемы. Это бы еще полбеды, но мы то и дело останавливались без всякой видимой причины и стояли десять, двадцать, а то и тридцать минут.