Духота в вагоне стала невыносимой. Не в силах больше усидеть на месте, я решил пройтись по составу. Поезд был битком набит «трансимиграси» — переселенцами. Хочу сразу же объяснить это характерное для сегодняшней Индонезии явление. Остров Ява буквально задыхается от перенаселения — до 1100 человек на квадратную милю, причем абсолютное большинство составляют безземельные бедняки. На Суматре на ту же милю приходится всего 90 человек. Поэтому правительство пытается решить проблему путем перемещения части избыточного населения в неосвоенные районы других островов. Только в рамках нынешнего пятилетнего плана место жительства предстоит сменить 2,5 миллионам яванцев.
Из-за тесноты в вагонах буквально яблоку негде было упасть. Переселенцы ехали со всем своим скарбом. Проходы загромождали бесчисленные узлы, кастрюли, мешки риса, велосипеды и даже клетки с курами. Причем пассажиров, по-видимому, нисколько не раздражали бесконечные остановки.
— А куда торопиться? — пожал плечами мужчина с двумя детьми на руках. — Мы ждали не один месяц, пока получили разрешение переселиться на Суматру. Сойдем с поезда, опять придется ждать. Потом нас отвезут в джунгли, дадут семена, буйвола да топоры и пилы, чтобы расчистить в лесу участок и построить дом. Пройдут годы, пока мы как следует устроимся на новом месте. Поэтому, куда торопиться?
Что ж, он был прав. Я вернулся в свой вагон и тоже стал безропотно ожидать конца затянувшейся поездки. Стоим? Ну и пусть стоим. Ничего не поделаешь: «резиновое время».
В Палембанг поезд пришел глубокой ночью.
— Опоздали всего на шесть часов, — безмятежно сообщил проводник. И добавил, улыбаясь, на прощанье: — Берегитесь карманников.
Конечно, за время поездки по Суматре я узнал и увидел много интересного, а не только подобные «шероховатости». На карте этот самый западный из трех тысяч обитаемых индонезийских островов напоминает спящего крокодила. На его туше, разделенной надвое экватором, природа постаралась собрать крайности: 29 вулканов, из которых 13 действующие, и тысячемильные прибрежные болота; слонов, носорогов, тигров и орангутанов, обитающих во влажных джунглях; экзотическую флору, включающую самый большой в мире цветок — раффлезию. Если говорить о природных богатствах, то Суматру можно с полным основанием назвать настоящей сокровищницей: олово, каучук, кофе, чай, перец, пальмовое масло. А главное — самые большие в Юго-Восточной Азии запасы нефти и газа, что откладывает свой отпечаток практически на все стороны жизни.
— Вы из Техаса или из Америки? — с неизменной улыбкой задал мне неожиданный вопрос худенький юноша, вскочивший в мое открытое такси в Телукбетунге. Это был первый из многих суматранцев, которые появлялись внезапно рядом со мной, чтобы попрактиковаться в английском языке, поскольку владение им ценится здесь весьма высоко. Что же касается некоторой неувязки с географией, то она объясняется просто: нефтяники из Техаса помогали создавать нефтяную промышленность на Суматре, тогда как Америка ассоциируется у местных жителей далеко не со столь позитивными вещами.
Я представлял себе Телукбегунг сонным восточным портом. Вместо этого передо мной был шумный, бурлящий город с оживленным движением, светлыми домами в яркой зелени и множеством цветов. Насыщенный незнакомыми запахами воздух подстегивал любопытство. Казалось, вот сейчас, за углом, перед тобой предстанет какое-нибудь экзотическое чудо. По улицам сновали лоточники, предлагавшие прохожим ботинки, плоды манго и целебные травы. Громкоговоритель разносил далеко вокруг протяжные крики муэдзина, призывавшего верующих к молитве. А интригующие красочные афиши настойчиво заманивали на кроваво-сексуальные шедевры, «отстрелянные» в Японии, Италии и, конечно, Голливуде.
На склоне холма над гаванью мое внимание привлек огромный причальный буй, весивший по крайней мере тонну. Сейчас он служил дорожным указателем, а сюда, почти на милю от берега, был заброшен гигантским цунами после извержения вулкана Кракатау в 1883 году. В Зондском проливе между Явой и Суматрой над водой и теперь возвышается обожженный огнем черный конус, который местные жители называют «Анак Кракатау» — «Дитя Кракатау». Лодочник Синестро, возивший меня посмотреть на «Дитя», так рассказывал о прошлой катастрофе:
— Я еще не родился, когда здесь был большой остров. Потом пришел день, и он — бум! — взорвался. Небо стало черным, а море поднялось до облаков. Люди думали, настал конец света…
Взрыв Кракатау был в 18 раз сильнее извержения вулкана Сент-Хеленс в мае 1980 года, эхо его слышали за 2000 миль на Цейлоне, а жертвами приливной волны стали 36 тысяч человек на Яве и Суматре.