Постепенно мотки перерезанного троса ослабли, и Алексей начал стаскивать их с вала.
Несмотря на июль, вода была холоднущая, все тело будто сковало ледяными обручами. Выныривая на миг на поверхность, с жадностью вдыхая воздух, он не однажды хотел крикнуть: «Вытаскивай!» И опять нырял и нырял.
Еще один моток, еще один моток, еще…
Когда наконец-то Алексея вытащили на борт, он не сразу смог встать.
— Иди в машину, отогрейся, — с напускной строгостью приказал Атласов. Он едва удержался, чтобы не расцеловать Кирьянова: «Настоящий парень, не чета Милешкину!..»
— Здорово тебя наколотило! — запуская движок, пробормотал моторист Степун.
Алексей был весь в ссадинах и кровоподтеках.
Движок облегченно вздохнул и через несколько секунд зарокотал…
Под утро над океаном поднялся туман, и ПК-5 чуть было не потопил плоскодонную рыбацкую лодку-кунгас, проскочив в каком-нибудь полметре от ее носа. Лодка закачалась. Четверо ловцов вскочили с банок, испуганно загалдели.
Алексей успел зацепить кунгас отпорным крюком и подтянул к борту катера.
«Японцы», — узнал Атласов по гортанным крикам.
Включив прожектор, пограничники увидели, что кунгас почти до краев наполнен серебристой, еще трепещущей горбушей.
На легкой волне, обозначая линию открылка ставного невода «Како-Ами», покачивались стеклянные шары — наплава. ПК-5 медленно пошел вдоль открылка, и из тумана возникали все новые и новые шары.
Не может быть, чтобы один кунгас установил такой громадный невод!..
— Сколько вас? — склонясь через фальшборт, спросил старшина у ловцов.
— Не понимая! — прищурившись от яркого света, покрутил головой верзила в парусиновой куртке, в повязанном по-бабьи синем платке.
— Сколько у вас лодок? — растопырив пальцы, строго повторил Атласов.
Верзила учтиво поклонился, ткнул себя в грудь, показал пальцем на остальных ловцов.
— Два и два и есть четыре.
— Кунгасов сколько? Кунгасов?
Для убедительности старшина стукнул по планширу кулаком.
— Одина кунгас, — закивал долговязый, — Вероятно, он был старшим.
«Что с ними, пройдохами, делать? Забуксировать?..»
Тут-то Алексей Кирьянов и предложил Атласову свой план. Он посоветовал не буксировать нарушителей, а отобрать у них весла и паруса и привязать лодку к неводу. Без весел и парусов ловцы никуда не денутся — побоятся, что утянет в пролив. Тем временем катер пойдет вдоль линии наплавов.
— Они не одни, наверняка не одни, — убежденно сказал Алексей…
Спустя полчаса на палубе ПК-5 громоздились уже целая куча парусов и груда весел. Десять кунгасов с сорока ловцами покачивались на привязях у ловушки и открылков невода.
Атласов впервые видел такой гигантский «Како-Ами» — сеть протянулась больше чем на два километра.
Но старшина не мог, конечно, знать тогда, что такие же громадные ставные невода были одновременно поставлены в нескольких местах, перекрывая путь в проливы спешащим на нерест лососям. То был широко задуманный наглый хищнический налет…
Рассказывая мне во время рейса к мысу Сивучий о событиях памятной июльской ночи, главстаршина умолчал, однако, что события те не ограничились задержанием десяти кунгасов с сорока ловцами и что в ту же самую ночь (когда Алексей Кирьянов доказал хищникам, что дважды два — сорок!) приключилось еще одно происшествие, о котором я узнал позже из копии донесения командира мор-погранбазы острова Н. на имя командования.
«…В 5 часов 7 минут впередсмотрящий ПК-5 пограничник А. Кирьянов, — говорилось в донесении, — заметил в воде предмет, похожий по внешнему виду на большую рыбу, двигавшийся на небольшой глубине по направлению к острову С. При приближении к нему катера, предмет скрылся в глубине.
Продолжая неослабное наблюдение, пограничник Кирьянов вскоре вновь обнаружил названный предмет и определил, что это человек в легком водолазном костюме с ластами.
Выполняя приказ старшины Атласова, пограничники Кирьянов и Милешкин прыгнули за борт и в завязавшейся в воде борьбе осилили неизвестного пловца.
Во время обыска у нарушителя границы были отобраны…»
Далее следовала опись шпионского снаряжения, включая старые билеты в Хабаровский театр, два советских паспорта и солидную сумму денег.
— А ведь Атласов не обмолвился об этом ни одним словечком, — сказал я Баулину.
— Пора бы вам уж и привыкнуть, — улыбнулся капитан третьего ранга.
— Пора, — в тон ему согласился я.
Разговор наш происходил в штабе базы, вечером, после возвращения ПК-5 с мыса Сивучий.
— А кем же оказался этот водолаз? Зачем он плыл на остров?
— Тут все написано самым подробнейшим образом, — показал мне Баулин на одну из газетных вырезок, наклеенных на стенд, озаглавленный «На страже рубежей Родины».
Вырезка изрядно пожелтела, но текст официального сообщения еще можно было прочесть.
«На одном из участков государственной границы СССР, в районе Дальнего Востока, некоторое время тому назад был задержан при попытке проникнуть на советскую территорию некто Григорьев. Пограничники задержали Григорьева в тот самый момент, когда он плыл к берегу в легком водолазном костюме, снабженном дыхательным аппаратом.
В ходе следствия Григорьев показал, что в 1947 году, похитив в г. Т. крупную сумму государственных денег, он бежал из СССР через южную границу. В столице одного сопредельного государства Григорьев познакомился с помощью белоэмигранта с корреспондентом другого государства. «Корреспондент» предложил Григорьеву сотрудничать с иностранной разведкой.
Вскоре предатель был доставлен в Западную Германию в город М., в один из разведывательных центров, и определен в К-скую школу диверсантов.
Григорьев показал:
«В школе нас обучали шпионажу и диверсии. Мы проходили там подготовку по радиоделу, топографии, прыжкам с парашютом, подрывному и стрелковому делу. Большое место в программе обучения отводилось способам подрыва железнодорожного полотна, мостов, портовых сооружений, технике совершения диверсий на военно-промышленных объектах. Нас учили пользоваться бикфордовым шнуром, запалами, толовыми шашками, электрической подрывной машинкой. В одном из близлежащих к школе районов с нами проводили практические занятия по подрыву рельсов, труб, столбов. Офицеры-разведчики объясняли нам способ приготовления термита для поджога сооружений и показывали, как вызвать пожар с помощью самовоспламеняющейся массы, находившейся в небольших металлических коробках, похожих на портсигар.
После окончания обучения в Западной Германии Григорьева отправили за океан, где он продолжал изучать радио, авто- и стрелковое дело, приемы самбо[13], отрабатывал легенду, которой ему надлежало пользоваться после проникновения на советскую территорию. Завершением подготовки было трехмесячное пребывание на небольшом японском островке. Тут Григорьев тщательно знакомился с районом выброски. Его периодически вывозили на военном корабле в открытое море и спускали на воду в плавательном костюме. Он должен был самостоятельно добираться до берега, поддерживая радиосвязь с кораблем.
Задание, полученное Григорьевым, состояло в том, чтобы произвести фотографирование определенных участков побережья, попытаться завербовать двух-трех человек в качестве агентов для последующего использования их на шпионско-диверсионной работе против СССР. Григорьев должен был также добыть для иностранной разведки советские документы — паспорта, партийные, комсомольские и военные билеты.
Бдительность советских пограничников пресекла осуществление этих заданий…»
— Представляете, что мог бы натворить этот тип, если бы его не заметил Кирьянов? — сказал капитан третьего ранга, — Конечно, диверсанта задержали бы и на берегу, но уж лучше таких субчиков не допускать до нашего берега.
— Зачем же его отправили в плавание во время истории со ставными неводами?
— А это яснее ясного, — усмехнулся Баулин, — Они специально ждали, когда начнется массовый ход лосося. Вроде бы самое лучшее отвлечение нашего внимания. Нам ведь не раз приходилось иметь дело с такими отвлекающими, совмещенными операциями.