Особой симпатией Мергенова пользовались гекконы.
Эти необычно доверчивые пятнистые ящерки любят селиться в жилье человека. Как бесплотные добрые духи дома, они носятся по стенам глинобитной мазанки и бормочут деревянным язычком: «Гек-ко… гек-ко…» Так они поют свою песню весны.
Однажды Мергенов даже принес из аула маленького, не больше мизинца, геккончика. Но тому не понравилась городская квартира. Несколько дней он сидел у окна, и вертикальные зрачки его огромных, по сравнению с туловищем, глаз были неподвижны. А потом он исчез. Мергенов с пристрастием допросил кота, но кот обиженно поджал уши и ушел под кресло — он был явно ни при чем, геккончик просто сбежал.
…Поправив на плече ружье, Мергенов поискал глазами Игоря Петровича. Вот еще непонятный человек! Иной раз хотелось прямо-таки молиться на него, иногда появлялось чувство досады. Что он ищет? Почему не хочет объяснить все толком?
В экспедиции было известно, что он собирается искать нефть новым способом. Поэтому Мергенов и напросился в попутчики. Напросился, надо прямо сказать, бестактно, потому что видел нежелание Игоря Петровича брать с собой спутника. Но очень уж хотелось посмотреть на новые методы разведки.
Десять дней прошло с тех пор, как они покинули лагерь экспедиции. Двигались они причудливым маршрутом, часто меняя направление, почти без остановок. И за это время Мергенов убедился, что никаких новых методов разведки нет. Он мог бы поручиться, что если они что-то и ищут, то это «что-то» не имеет ровно никакого отношения к смеси метановых, нафтановых и ароматических углеводородов, то есть к нефти.
Игорь Петрович велел замечать места, где песок покажется хоть чуточку темнее обычного. Просил собирать камешки, куски песчаника. Мергенов добросовестно собирал все это и покорно таскал в своем рюкзаке до тех пор, пока Игорь Петрович, просмотрев находки на привале, равнодушно не выбрасывал их вон.
Когда путь труден, а цель не совсем ясна, идти тяжелее вдвое. Было и еще одно обстоятельство, которое смущало Мергенова, заставляло его теряться в самых невероятных догадках и предположениях. Иногда боковым зрением он ловил на себе упорный взгляд спутника, но как только Мергенов оглядывался, тот уже смотрел в другую сторону.
Не раз Игорь Петрович ни с того, ни с сего обрывал интересный разговор, произносил непонятные фразы и на некоторое время становился резок и колюч. А потом говорил несколько извиняющимся тоном, словно стыдился недавней вспышки.
Вот, например, минувшей ночью. Что могла обозначать фраза о прощении? Мергенов знал, что это из корана, он неоднократно слышал ее от своего деда. Но какое она имеет отношение к Игорю Петровичу, этого он никак не мог представить.
За день до этого произошло нечто аналогичное. Они долго беседовали о литературе, причем Игорь Петрович называл массу имен и произведений, совершенно неизвестных Мергенову, хотя тот считал себя знатоком в области литературы. Дурсун еще язвила: «Ты и ящерицами увлекаешься, и литературой, и боксом — не выйдет из тебя геолога: человек должен быть целеустремленным и собранным». Как будто нельзя быть целеустремленным и собранным во всех увлечениях!
Дурсун вообще любит категоричность суждений, но не всегда права. Обширные познания во многих областях не мешают стать «узким» специалистом в какой-то одной области. Игорь Петрович — живое тому свидетельство. Он доктор геолого-минералогических наук и в то же время превосходно знает историю, математику, физику, на память целые поэмы читает.
Он в страхе пальцев не ломал И не рыдал в тоске, Безумных призрачных надежд Не строил на песке, Он просто слушал, как дрожит Луч солнца на щеке.Эти строки запомнились Мергенову потому, что Игорь Петрович произнес их особым тоном и сразу умолк. А когда Мергенов восхитился: «Здорово! Весь свет для человека — в окне, вся жизнь — в солнечном луче», Игорь Петрович глянул исподлобья, пробормотал: «В окне… в окошке…» — и быстро зашагал вперед. Следующее замечание Мергенова он оставил без внимания и только буркнул невпопад, что, мол, ворон мудр, да на отбросах сидит, и что не стоит, мол, искать дохлого ишака, чтобы снять с него подковы.