— Мой дядя в Ашхабаде жил. Прокурором работал. Может быть, он?
…За барханом скрылась Муштари — звезда удачи. Зловеще пылал над горизонтом волчий глаз Сириуса. А на песке пустыни невидимая тропка двух путников пересекалась черным следом Харута.
Глава восьмая. Тор
Взъерошенная саксаульная сойка бегала вокруг одинокого куста и без умолку трещала, ругая затаившуюся змею. Змея следила за птицей немигающими глазами и время от времени нервно высовывала острые кончики раздвоенного языка.
Белыми ягнятами бежали по небу облака — это осень гнала над пустыней свои воздушные отары. Низкое солнце краснело остывающей медью.
Было холодно, и змея не могла двигаться. Она ждала, когда желтое пятно наверху поднимется выше и заставит быстрее циркулировать ее застывшую кровь.
Сойка замолчала и вспорхнула на ветку. Она предпочитала бы спрятаться под кустом, но там сидел ее давний враг, пусть оцепеневший от ночного холода, но враг страшный и беспощадный.
Змея повернула голову за птицей и увидела людей. Два человека шли прямо навстречу солнцу.
Обладай змея даром речи, она, может быть, сказала бы этим людям, что в пути их ждут неприятные встречи, которых даже она, змея, старается избегать. Но говорить она не умела, да и не сказала бы все равно: она не умела делать добро.
Она проводила взглядом идущих, перевела немигающие глаза на сойку и начала медленно собирать свое чешуйчатое тело в стремительную пружину. Сейчас, сейчас эта птица перестанет трещать, и ее противные ясные глаза подернутся смертной дымкой. Сейчас — это змея твердо знала, недаром ее называют стрелкой: редко жертве удается избежать ее броска, действительно неуловимого, как спущенная с тетивы стрела.
Сойка насмешливо чирикнула и улетела.
…Сегодня Мергенов был весь внимание. Игорь Петрович предупредил: «Смотрите во все глаза. Примечайте все, что можно приметить». И он смотрел.
Ничего интересного не попалось, кроме нескольких кусков изъязвленной выветриванием породы. Зато примерно после полудня он обратил внимание на то, что исчезли ящерицы. В это время дня они буквально кишат на каждом шагу. Сейчас их не было ни одной, словно какой-то неведомый дворник начисто подмел пески.
— На кой ляд они вам сдались! — сказал Игорь Петрович. — Для шашлыка все равно не годятся…
Но Мергенов видел, что его равнодушие нарочитое, и удвоил внимание.
Безжизненность песков не нарушало ни малейшее движение. Даже ветер перестал дуть. От этого безмолвия смутно и тревожно становилось на сердце.
— Дойдем вон до того леска — отдохнем, — все так же хмуро пообещал Игорь Петрович.
До леска оказалось неблизко. И чем ближе они подходили, тем больше росло их недоумение.
Это были не призрачные, воздушные заросли белого саксаула, которые создают иллюзию чего-то неземного. Это был и не черный саксаул с его узловатыми, скрюченными, словно от невыносимой муки, ветвями. Это вообще было неизвестно что.
Странные трехметровые деревья росли настолько правильными рядами, что невольно напрашивалась мысль о присутствии человека. Стремительные тонкие ветви торчали только вверх и ни одна в сторону. Они походили на рапиры и стилеты, которые росли вместо травы на мифическом Железном острове Пантагрюэля. Полное отсутствие листьев и синеватый, металлический цвет коры усиливали это сходство.
— Что за диковина?
— Леший ее знает! — пожал плечами Игорь Петрович.
— Саксаул не саксаул, кипарисы не кипарисы… Смотрите, у них чешуйки вместо листьев, как у саксаула!
— Значит, он и есть.
— Никогда не слыхал о таком!
Мергенов двинулся вдоль ряда деревьев, не переставая удивляться, а Игорь Петрович попытался сломить ветку. Она не поддалась и, выпущенная из рук, медленно выпрямилась, приняв прежнее положение.
Тогда Игорь Петрович вытащил свой охотничий нож — предмет тайной зависти Мергенова. Широкое, зеркального блеска лезвие его было покрыто замысловатой арабской вязью, рукоять из темно-зеленого нефрита заканчивалась художественно исполненной головой неведомого животного.
Впечатление было такое, словно резали не дерево, а каучук. Розоватый срез набух прозрачной влагой, тяжелая капля упала на руку Игоря Петровича. Он поднес ее к носу и услышал плотный запах цветущих маттиол.
— Мда, вот чем, оказывается, пахло зарево, — пробормотал он. — Обилие сока, как у березы весной. Можно подумать, что под песком — сплошная вода…
Он еще раз понюхал душистую каплю и задумался.
— Подите сюда, Игорь Петрович!