Казалось, холод сковал само время, остановил движение мысли. Растерянность — неведомое ранее чувство — охватила Диноса. Он безотчетно посмотрел вверх. Над выгнутым краем амфитеатра склонилась прозрачная ночь, сверкающая звездами. И она словно омыла его душу своей невозмутимой благожелательностью. Динос понял, что есть предел всему, даже его самоуверенности.
— Что же делать? — прошептал кто-то позади.
— Вот это мы и должны решить, — отозвался Урм, изощренным от природы слухом уловив слабый возглас.
Лицо Урма оставалось непроницаемым, как у всех «хомо галактос», но в глубине огромных зрачков билась напряженная мысль.
— Кто хочет сказать?
— Теперь и я понял, — рассек тишину голос Диноса. — Предотвратить сжатие нельзя! Но встретить достойно — это в наших силах.
— Что предлагаешь? — спросил Урм, с недоверием глядя на Диноса. — Опять голое Действие?
— Нет, нет, — спокойно ответил Динос. — Просто я подумал… Если пробиться через океан Дирака? Ведь мы проходили его в своих поисках.
— На пространственных дисках — да, — сухо заметил Урм. — Но не в масштабах планет. Всей нашей мощи не хватит на создание магнитных экранов даже для одной Земли. Планета не пятиметровый диск.
— Погибнуть в борьбе — прекрасно, — вдохновенно заявил Динос. — Очистительный огонь аннигиляции смоет все наши заблуждения.
Урм покачал головой.
— Неразумно, — отрезал он. — Если не бессмысленно.
— Человек всегда сжигал себя, чтобы сделать шаг вперед! — крикнул Динос.
— Вот именно. Чтобы идти вперед. А куда зовешь ты, Динос?… Да, погибнуть в борьбе — подвиг. Но кто узнает о нем? Кого вдохновит паше последнее деяние? Будущие поколения? Но ведь их не будет.
Динос молчал. Однако весь его вид говорил о том, что «хомо эмоцио» остался при своем мнении.
… Еще и еще собирался Совет Галактики. Эомин тоже прибыл на заключительную встречу. Накануне они долго беседовали с Урмом в поисках решения. Многодневные дискуссии кончались, а решение не приходило.
Урм был молчалив и бесстрастен. Его лицо совсем застыло, превратилось в камень. Но вот он поднял голову, пристально взглянул на Эомина. И тот понял. Одна и та же мысль, словно холодная молния, блеснула в их сознания.
«Хомо галактос» медленно поднялся во весь свой громадный рост.
— Есть лишь один разумный выход. В том смысле, чтобы сохранить род Хомо… — Его слова падали в притихший амфитеатр, словно тяжелые, хорошо обкатанные камни. — Да, наша Вселенная замкнута сама на себя полем тяготения, искривляющим путь луча света. Свет «умирает» па границах Метагалактики. Но теперь гравитация с каждым мгновением слабеет, уступая неведомому полю Мегамира. Луч света освобождается из вековечного плена. Он может лететь в Большую Вселенную. Бесконечно.
— Я понял тебя, Урм! — восторженно сказал Динос. — Понял!
Урм поднял руку, останавливая его.
— Да, луч света вырвался из оков тяготения. И мы можем послать в бесконечность Великую Информацию. Весть о себе, о том, что в эпоху красного смещения в этой части мироздания существовало человечество. Мы превратим наш разумный мир — пока не поздно — в луч Информации. Электромагнитными письменами напишем историю рода «хомо сапиенс — хомо галактос». Его победы и поражения, неудачи и взлеты… запишем индивидуальную структуру каждого живущего сейчас, короче говоря, всю нашу цивилизацию. Луч Информации пробьет зону фиолетового смещения и уйдет в свободный полет. Но он не будет мчаться вечно. В одном из тех миров, что скрыты от нас оптическим горизонтом, он снова найдет сходное поле тяготения и начнет движение по спирали. Настанет время — и, повинуясь программе, луч Информации начнет материализоваться.
Верно, что мы не в силах сейчас прорваться в эти сходные миры в материальной форме. Так пусть это сделает за нас луч Информации. Мы не исчезнем бесследно и будем вечно жить в иных, сходных мирах. Я сказал все!
Урм опять превратился в застывший камень. Почти зримый вздох облегчения прокатился по рядам тех, кто должен был принять самое ответственное решение о судьбах всех Хомо. Луч Информации! Это было то, что нужно. Он уже горел в тысячах глаз, устремленных на купол звездного неба.
И Эомину показалось, что огромные галактические звезды утратили свою бесстрастность: вместе с ним они приветствовали это решение.
На Землю они вернулись вместе. Динос коротко сказал:
— Извини. Пойду спать. Устал.
Эомин проводил его задумчивым взглядом. Да, тяжело. Но разве только ему? Хотя Диноса можно понять. Эра Действия кончилась, и Диносу нечего больше делать. Сейчас он словно дельфин, выброшенный ураганом на залитую солнцем отмель. Лоно его жизни, океан, бурно плещется совсем рядом, но уже недостижим. И дельфин обречен. Ибо движение, действие — для него жизнь, а покой, неподвижность — небытие. Впрочем, Диносу предстоит последнее действие, самое ответственное, какое он когда-либо совершал: он должен подготовить все необходимое для дематериализации Земли — строго рассчитанной и с высочайшей точностью запрограммированной аннигиляции. Гигантская вспышка энергии — и луч Информации уйдет в немыслимо далекий путь.
В сознании Эомина еще звучал голос Урма, очень старого и очень мудрого «хомо галактос». Он так долго был его учителем и другом.
— Мы сделали все, что могли… Ты, Эомин, аннигилируешь Землю, — он взглянул на циферблат Галактических Часов, паривший в вышине, — ровно через две тысячи восемь минут… Помни, что этот интервал должен быть выдержан с точностью до кванта времени. Надеюсь на тебя, Эомин. Твоя воля не должна дрогнуть. Иначе Земля не попадет в поток Единой Синхронизации.
— Этого не случится, Урм, — резко сказал Эомин.
— Знаю. Верю. Прощай, Эомин. Еще раз напоминаю. Никто не должен знать о решении Совета. Полезная ложь лучше бесполезной правды. Пусть люди живут полно и радостно — до последнего мгновения.
И вот уже Урм, очень старый, мудрый «хомо галактос», уходил навсегда. Падал в прошлое. «Он еще есть, но он уже был, — стучало в мозгу Эомина. — Когда-то придется ожить там, в сходных мирах?»
Влажная пелена внезапно застлала ему глаза.
3
… Динос вошел в свою комнату, вернее, в сотканный из зелени и света павильон среди старого сада. Упал на ложе. Обычно он засыпал сразу, будто захлопывалась дверь. Но теперь сон не приходил. Динос перевернулся на спину, заложил руки за голову. Прикрыв веки, он бездумно созерцал небо. И вдруг ему показалось, что он плывет по реке, не пытаясь даже шевельнуть рукой, неподвижный, безвольный… Он снова вдыхал жизнь. Пил ее большими глотками, счастливый, беззаботный, до последних глубин своего существа отдаваясь этому ощущению счастья. Покой, тишина. Как долго он не знал об этом. Как чудесна жизнь!
С мелодичным гудением пронесся рейсовый магнитоплан, и Динос толчком вернулся к реальности. Вспомнил о Действии, которое ему предстояло подготовить и осуществить. Его охватил страх. Справится ли он с этим? Ведь в его руках судьба всех Хомо. Они бесконечно долго будут ожидать возвращения к жизни, пока Луч не достигнет тех, сходных миров. О, только бы не думать, не знать! И тут же вспомнил об Эомине: «Он всегда был человеком без эмоций. Хомо рацио».
… А Эомин, почти физически ощущая неумолимый бег времени, медленно плыл по сонным водам туманного полуденного моря. Теплое, бесконечное, ласковое, оно баюкало, омывало его. И чувствуя, как в нем поднимаются эмоции — те самые, которые он подавлял всю жизнь, чтобы воспарить мыслью до самых высоких вершин Знания. Эомин обрел то редкое равновесие, когда проступает наружу красота, разлитая в мире.