Откуда он знает? Ну, конечно, полиция все знает!
— Да, получила.
— Следствию необходимо с ней ознакомиться.
Самое страшное я уничтожила — сразу же, как только прочла.
— Там его дневник. Я отдам вам!
— Пожалуйста, Ивонна, достаньте его сейчас.
Он узнал обо мне все, обо всех любовниках и портнихах, о деньгах, тряпках, недомоганиях, о том, что я думаю о себе и о нем, о Серже и его родителях. И это еще не самое страшное — мало ли семей, где отнюдь нет пылкой любви: он прочел и то, в чем сама не всегда отдаешь себе отчет, чему стыдишься дать название даже мысленно. Убить — только об этом думала я по дороге.
— Вот он, дневник.
Дени взял тетрадь в полиэтиленовом переплете, еле сдержал желание тут же полистать ее.
Ивонна подошла к роялю. Секунду помедлила.
…Что я тогда играла? Кажется, это…
Странные, неистовые звуки заполнили комнату. Мелодия взлетала, билась о стены, падала и вновь взлетала. Она оглушала, притупляла волю…
…И ночь была какая-то непонятная. Черная и прозрачная.
Тишина такая, что в ней вязли все звуки. Наверное, поэтому его голос так раздражал. И голос, и то, что он говорил… Что-то жалкое и героическое:
— Теперь ты знаешь, что такое откровение! Это слишком страшно… Вот тогда я поняла, что он уже дошел до точки. Его надо лишь толкнуть… «Толкни падающего!»
Я усмехнулась:
— Нет, ты еще не знаешь откровения. И это совсем не страшно. Небрежно, словно носовой платок, достаю из сумочки револьвер. Джо вроде не испугался, словно ждал этого.
— Мы оба запутались в своих отношениях к миру, друг к другу. Видишь, какое оно, откровение? Безжалостное. Если скучная комедия затянулась, зритель уходит, не дожидаясь конца.
И все-таки ты не ожидал, ты испугался. Но нет, это еще не финал! Он должен прозвучать эффектнее…
…Музыка властно врывалась в уши Дени, нагнетая тревогу, ожидание чего-то ужасного. Ивонна играла исступленно, и мозг ее, повинуясь бешеной музыкальной теме, отбросил все постороннее, сосредоточившись на одном воспоминании о ярости…
…- Ты считаешь, что мы друг друга нашли? Нет, я уверена, потеряли. Потеряли давно, едва став близкими. Кто в атом виноват? Оба…
Слова, слова… мир — театр, в котором люди-артисты произносят отрепетированный текст. Я хочу импровизации.
Выстрел. Я роняю пистолет и скрючиваюсь на лавке. Ну, где же вторая тема?
Выстрел…
…Что я играю? финал здесь совсем не такой, а у меня что-то другое — постыдный ужас, плачевное бегство…
— Что это было?
Дени казалось, что он спросил тихо, почти шепотом, но в наступившей тишине вопрос прозвучал неестественно громко. Ивонна очнулась.
— Скрябин. «Поэма экстаза».
15
Разноголосый шум улицы, как сквозь вату, просочился в уши Дени, став привычным звуковым фоном. Дени с трудом раскрыл веки — утренний свет бритвой полоснул глаза.
Постепенно восстанавливалась картина реальности, прогоняя остатки сонного забытья. Дени вспомнил, как очутился в этом номере гостиницы, вспомнил, что было вчера. Ему редко приходилось так много пить, и всегда после этого вместе с головной болью приходило чувство брезгливости к себе.
Дени подошел к окну и жадно выпил нагревшуюся на солнце воду в графине. Мелькнуло беспокойство, словно забыто что-то важное. Он еще раз стал припоминать вчерашние события. Дневник Гало! Вот же он, на стуле, под измятой сорочкой. Дени раскрыл его, но тотчас же захлопнул. Нет, это надо читать с совершенно ясной головой. Пришлось позвонить портье и заказать крепкого кофе. После второй залпом выпитой чашки Дени устроился в кресле у окна.
Это был обычный блокнот для ежедневных записей, дневником его не назовешь. Каждая страница разделена на три части, в них стоят числа и дни недели. Но коротенькие записи сделаны как попало.
Дени листал страницу за страницей. Мелькали схемы, формулы, отрывочные непонятные записи. Он уже едва сдерживал досаду и разочарование. Да и что можно было ожидать? Но почему он послал эти записи Ивонне? В них, пожалуй, не разберется даже специалист. Хотелось пропустить эти скучные листки и заглянуть в конец, но Дени старался ничего не упустить.
Ага, появилась Ивонна!
«Позвонить Ивонне, пока она не уехала…»
А вот и более пространная запись. Это уже интересней!
«…Понял, что начинаю разочаровываться в работе. Раньше мне казалось, что мы делаем что-то полезное, теперь я так не думаю. Старик Порелли всю лабораторию заставляет работать только на него, и не смей думать о другом…»