— Я сегодня слушал ваше выступление, профессор, и заметил, что идеи Гало нисколько не противоречат вашим принципам…
— Молодой человек, для следователя вы мыслите довольно логично, но откуда вам знать, какие идеи были у Гало?
— В общих чертах мне известно, что Гало делал попытку принимать и расшифровывать мысли.
Ни один мускул не дрогнул на лице профессора.
— Он оставил какие-нибудь следы этой работы?
…Как давит сердце… Выдержу ли?…
— Он все уничтожил. Остались только кое-какие частные письма и долги, — поспешил успокоить профессора Дени, чувствуя, что перехватил.
…Письма… Письма… Письма… Хорошо, так спокойнее.
— Да, мне очень жаль его. Джошуа Гало мог стать блестящим ученым, — это было сказано тихим-тихим голосом, почти шепотом, трудно было поверить, что несколько минут назад этот голос гремел в огромной аудитории.
— Скажите откровенно, профессор, идея Гало осуществима?
…Да… Я это понял позже… Гораздо позже него… Да, да, да.
— Да…
…Что я наделал?..
— Только чисто теоретически, — спохватился профессор, — Я еще нужен вам?
— Благодарю, профессор. Если у меня возникнут вопросы, я обязательно обращусь к вам, — совсем по-студенчески ответил Дени и с облегчением выключил «Откровение».
На лестнице Дени оглянулся: профессор, маленький и совсем незаметный, сгорбившись на диванчике, торопливо глотал таблетки из синего флакончика…
14
Молочно-сизый туман обволок клейкой сыростью крыши домов, скрыл улицу, лежащую где-то внизу. Верховой ветер отрывал белесые клочья и уносил их вверх. Ивонна зябко поежилась и отошла от окна.
Одиночество ее не тяготило. Она избегала общества, друзей — ведь нужно что-то говорить, улыбаться, а для нее это сейчас тяжело. Одиночество не обременительно, если знаешь, что это ненадолго… Но надо еще раз встретиться с этим следователем, одержимым стремлением к истине.
Звонок. Сначала появилась большая корзина, ее держал Аллен Дени, а из-за его плеча выглядывал растерянный рассыльный из универсального магазина Карли. Ивонна невольно улыбнулась.
— Я совсем забыла о своем заказе. Несите сюда. Раз уж вы взялись, помогайте до конца.
Дени стал послушно опорожнять корзину. Ивонна едва сдерживала усмешку, видя, как он косится на растущую батарею бутылок.
— Вы любите коктейли? «Устрицу в пустыне» или «Неотразимый»?
— Я предпочел бы кое о чем спросить вас.
— Одно другому не помешает.
— Когда вы в последний раз видели Джошуа?
Имя было произнесено. Ивонна не шелохнулась. Дени невозмутимо тянул коктейль — он ждал.
— Точно не помню, около месяца назад…
…Интересно, что ему даст эта игра в прятки? Меня никто не видел. Я примчалась к нему ночью. Нет, Джо, ты прочел мои мысли, но ты не знал меня! Да я и сама не знала, что способна на такое.
Трудно, получив два ответа — словесный и мысленный, — не перепугать их и не подать виду, что знаешь не только то, что было произнесено.
— Сколько времени вы знакомы с Гало?
— С детства. Наши семьи были дружны.
Джо был бы идеальным мужем — не от мира сего, да и не беден. Увлечения наукой у него хватало на двоих, я всегда затыкала уши, когда он заводил речь о своей работе.
— Рассказывал ли он вам о своей работе?
— Да. Но это было так непонятно.
Я не хотела понимать. И в дневнике я многого не поняла. Часто думала, как смешны его наивные мечты о полном взаимопонимании. Мир держится на больших и маленьких тайнах, без них невозможна жизнь, и с чего Джо взбрело в голову, что это плохо?
— Вы получили посылку от Гало?
Откуда он знает? Ну, конечно, полиция все знает!
— Да, получила.
— Следствию необходимо с ней ознакомиться.
Самое страшное я уничтожила — сразу же, как только прочла.
— Там его дневник. Я отдам вам!
— Пожалуйста, Ивонна, достаньте его сейчас.
Он узнал обо мне все, обо всех любовниках и портнихах, о деньгах, тряпках, недомоганиях, о том, что я думаю о себе и о нем, о Серже и его родителях. И это еще не самое страшное — мало ли семей, где отнюдь нет пылкой любви: он прочел и то, в чем сама не всегда отдаешь себе отчет, чему стыдишься дать название даже мысленно. Убить — только об этом думала я по дороге.
— Вот он, дневник.
Дени взял тетрадь в полиэтиленовом переплете, еле сдержал желание тут же полистать ее.
Ивонна подошла к роялю. Секунду помедлила.
…Что я тогда играла? Кажется, это…
Странные, неистовые звуки заполнили комнату. Мелодия взлетала, билась о стены, падала и вновь взлетала. Она оглушала, притупляла волю…
…И ночь была какая-то непонятная. Черная и прозрачная.
Тишина такая, что в ней вязли все звуки. Наверное, поэтому его голос так раздражал. И голос, и то, что он говорил… Что-то жалкое и героическое:
— Теперь ты знаешь, что такое откровение! Это слишком страшно… Вот тогда я поняла, что он уже дошел до точки. Его надо лишь толкнуть… «Толкни падающего!»
Я усмехнулась:
— Нет, ты еще не знаешь откровения. И это совсем не страшно. Небрежно, словно носовой платок, достаю из сумочки револьвер. Джо вроде не испугался, словно ждал этого.
— Мы оба запутались в своих отношениях к миру, друг к другу. Видишь, какое оно, откровение? Безжалостное. Если скучная комедия затянулась, зритель уходит, не дожидаясь конца.
И все-таки ты не ожидал, ты испугался. Но нет, это еще не финал! Он должен прозвучать эффектнее…
…Музыка властно врывалась в уши Дени, нагнетая тревогу, ожидание чего-то ужасного. Ивонна играла исступленно, и мозг ее, повинуясь бешеной музыкальной теме, отбросил все постороннее, сосредоточившись на одном воспоминании о ярости…
…- Ты считаешь, что мы друг друга нашли? Нет, я уверена, потеряли. Потеряли давно, едва став близкими. Кто в атом виноват? Оба…
Слова, слова… мир — театр, в котором люди-артисты произносят отрепетированный текст. Я хочу импровизации.
Выстрел. Я роняю пистолет и скрючиваюсь на лавке. Ну, где же вторая тема?
Выстрел…
…Что я играю? финал здесь совсем не такой, а у меня что-то другое — постыдный ужас, плачевное бегство…
— Что это было?
Дени казалось, что он спросил тихо, почти шепотом, но в наступившей тишине вопрос прозвучал неестественно громко. Ивонна очнулась.
— Скрябин. «Поэма экстаза».
15
Разноголосый шум улицы, как сквозь вату, просочился в уши Дени, став привычным звуковым фоном. Дени с трудом раскрыл веки — утренний свет бритвой полоснул глаза.
Постепенно восстанавливалась картина реальности, прогоняя остатки сонного забытья. Дени вспомнил, как очутился в этом номере гостиницы, вспомнил, что было вчера. Ему редко приходилось так много пить, и всегда после этого вместе с головной болью приходило чувство брезгливости к себе.
Дени подошел к окну и жадно выпил нагревшуюся на солнце воду в графине. Мелькнуло беспокойство, словно забыто что-то важное. Он еще раз стал припоминать вчерашние события. Дневник Гало! Вот же он, на стуле, под измятой сорочкой. Дени раскрыл его, но тотчас же захлопнул. Нет, это надо читать с совершенно ясной головой. Пришлось позвонить портье и заказать крепкого кофе. После второй залпом выпитой чашки Дени устроился в кресле у окна.
Это был обычный блокнот для ежедневных записей, дневником его не назовешь. Каждая страница разделена на три части, в них стоят числа и дни недели. Но коротенькие записи сделаны как попало.
Дени листал страницу за страницей. Мелькали схемы, формулы, отрывочные непонятные записи. Он уже едва сдерживал досаду и разочарование. Да и что можно было ожидать? Но почему он послал эти записи Ивонне? В них, пожалуй, не разберется даже специалист. Хотелось пропустить эти скучные листки и заглянуть в конец, но Дени старался ничего не упустить.